недоумевал мальчишка. — Необъяснимая загадка науки.
— Он, наверное, просто почувствительнее к свинству, — предположил Энди.
В очередной раз поднимаясь к хижине, ночной рулевой украдкой пощупал собственный нос. Уже не в первый раз изучал, и на ощупь все оставалось по-прежнему, по болотночеловечьему, но особой уверенности не было.
— Сейчас самое сложно, — бормотал Гру. — Оттащить от стола таких опытных забулдыг будет непросто. Хотя есть у меня старый маневр…
За столом уже не пели, там бесхвостый рассказывал про какую-то замысловатую «двойную бочку», помогая повествованию наглядным маневрированием рук и треснувшей кружки.
— О, Гру, ты где пропадал⁈ — обрадовался бесхвостый. — Тут о тебе девушки спрашивали. Не теряй момент, пидюмалтву.
— Верно. Уже взрослый мальчик. Раньше начнешь, раньше перебесишься. Иди, тут спален полно свободных и девчонки славные, — меланхолично подтвердила встрепанная вдова.
— Благодарю. Меня дома невеста ждет, — сообщил мальчишка. — Придется воздержаться.
— Что, правда, невеста⁈ — восхитился гребец. — Не, не дождется, наихвсдур. Все бабы… Да что ты пихаешься, вдова кривозакрыльчатая⁈
— Я к тому, что за невесту надо выпить, — объяснила вдова. — Только уже нечего. Последний кувшин, мляегвж.
— Так на катере есть, — напомнил коварный юнга.
— На катере⁈ — Сан схватился за голову. — Хатидже, вот мы дебилы! Там же и джин, и закусь, вотжоегона.
— Нужно проверить. Вот прямо счас, — вдова решительно встала, и рухнула на руки Энди. — Ноги онемели, суихвна.
— Это после последней посадки. Я говорил — на стол падать — вообще не маневр, вроегноги, — пояснил гребец, пытаясь встать.
Нужно признать, на спуске пьянчужки приноровились к вертикальному состоянию, обнялись и выпав на пляж завели странную:
Shumel kamysh, derevya gnulis,
A nochka temnaya byla.
Odna vozlyoblennaya pat a
Vsya noch gulyala doutta.
A poult a oni vstavaii
Ktagotn pomyataya trava…
— Бодры. Может, и барку спустим, — обнадежился Гру.
С баркой не вышло. «Заглотыш» порядком увяз в песке. Еще кое-как стоящий на ногах экипаж поднатужился — не получалось, вдова вдруг легкомысленно махнула рукой и двинулась к катеру по воде.
Энди потрясенно смотрел, как она легко шагает по гребням волн — под разодранной юбкой лишь мелькали исцарапанные бледные точеные икры.
— Постой, ты куда, думоскасукее⁈ — встревожено завопил Сан. — В одну харю будешь, да?
Вдова отмахнулась:
— Подожду. А барку пихать не буду, и не надейтесь. Они, козлблы, по гладким шмондам станут ходить, свежатенкой баловаться, а я их в лодки грузи? Так плешивому и скажи, егона.
Гребец встревоженно протрусил вдоль прибоя, вернулся к лодке и вдруг решительно бухнулся в воду.
— Куда, идиот⁈ — заорал Гру. — Потонешь как грузило.
Над волнами качнулись надувшиеся пузырем портки, потом вынырнул сам бесхвостый и на редкость ровными гребками устремился к катеру.
— Кажется, бортовому джину конец, — признал очевидное Энди. — Нам-то что делать?
— Придется протрезвлять на месте, — мальчишка запрыгнул в барку, достал еще одну бутыль. — Тащим джентльменов в воду, они пробуждаются, пьют, просветляются.
— Что ты там намешал? — рулевой мрачно глянул на внушительную бутыль.
— Не знаю. У доктора на пузырьке было написано «Рвотное». Я честно поделил между всеми.
— По-моему мне досталось больше, — сказал Энди.
— Вы, сэр, самый физически крепкий, — оправдался паршивец.
Заволоченные в полосу освежающего прибоя, джентльмены дружно забулькали и принялись пускать пузыри. Пришлось поддерживать головы страдающих над уровнем моря. Впрочем, прохладная вода сделала свое дело, пьянчуги зашевелились.
— Водички? — предложил малолетний сострадательный провокатор.
Шкипера начало выворачивать почти сразу, доктор выдул снадобье до дна, почмокал губами и с профессиональным интересом глянул на бутылку
— Kalil регтапдапаз[1 ₽
Отвечать не понадобилось — Док присоединился к очистительной процедуре. Вот теперь гуляки выглядели истинно страдающими.
Энди и мальчишка сели на песок под носом «Заглотыша».
— Испытываю неуместное злорадство, — признался рулевой, наблюдая за ползающими вдоль прибоя товарищами. — Но что толку? Двигать что-то тяжелее собственных задниц они будут способны только к вечеру. В лучшем случае. Бросить их и плыть к катеру мы не можем.
— Ну, — согласился Гру.
— Уже светает. Сейчас проснутся хозяйки.
— Отобьемся. У них только мягкая сила, а у нас сталь.
Энди посмотрел на валяющийся на песке багор.
— Выпустить им кишки? Это будет дурно. Какие ни есть, но леди.
— Отчего непременно кишки? Веслом по горбу угостить, сами разбегутся. Главное, чтобы не заколдовали еще чем-нибудь.
— Боишься ихней магии?
— Ну. У меня невеста, я же говорил.
— Невеста? Что, правда? В твои-то годы…
— Так уж сложилось, сэр. Мы не нарочно.
— Возвышенные чувства, целибат и иные самоограничения?
— Чего «целе»? Не, этого я не знаю. Просто сказала: «если подопрет, так милуйся, что с тобой делать. Но только не с шмондами!». Я ей примерно тоже намекнул. По-моему, правильно. Разлука долгая, проверим «свои сопливы чувства», как говаривает маменька.
— Умна у тебя мамаша.
— Ну. Аж жуть как, — мальчишка прислушался. — Идут эти ваши… поклонницы.
Очистившихся и окончательно обессиливших членов экипажа спешно заволокли за барку. С тропинки на берег сбежала стайка «служанок», следом спешила царица. Узнать Ки было легко — она единственная была в одежде.
— Слушай, если ты решишь остаться, так намекни, — пробормотал мальчишка. — Я особо уговаривать не стану, но хочу успеть доплыть до катера.
— Не останусь. Не люблю, когда мне лгут.
Свиноликие девицы в нерешительности остановились посреди пляжа. Царица тоже замедлила шаг.
— Опасаются трезвомыслящего сильного мужчину, — с некоторой грустью объяснил мальчишка.
— Пожалуй, мне стоит попрощаться как джентльмену, — признал Энди, поднимая багор.
Он шел навстречу островитянкам — те попятились, но моряк успокаивающе поднял руку, остановился и оперся о свое оружие. Служанки боязливо захрюкали. Энди силился вспомнить: слышал ли он вообще голоса прелестниц? Вблизи при свете дня они выглядели еще безобразнее — стройные фигурки уже никак не могли отвлечь внимание от вопиюще отталкивающих скотских морд.
— Леди, — Энди откашлялся. — Как вы догадываетесь, мы отбываем. Погостили, пора и честь знать.
— Останьтесь. Вам будет так хорошо, — тихо сказала царица.
Вотнанее смотреть было еще труднее.
— Увы, нам пора, — решительно объявил Энди. — Мы подыхаем от голода и иных высоких чувств. Нас зовет море, боги и семейные обязанности.
Служанки как-то враз, негромко, но очень горько зарыдали. Видеть слезы,
