уныние. Он очень добрый — даже в адрес своих обидчиков никогда не сказал дурного слова. И умный. Пожалуй, самый умный из всех, кого я знаю, если не считать отца. И когда мне плохо или грустно, я привыкла делиться с ним. Ближе него у меня никого нет.
Ковар ощутил, как сердце в груди превращается в тяжёлый кусок льда.
— Так почему же этот замечательный человек, — произнёс он, стараясь казаться равнодушным, — почему он сейчас не здесь и не поддерживает тебя в нелёгкую минуту?
— Он здесь, — просто сказала Грета, — и сидит напротив меня.
Ковар не сразу смог поверить в эти слова, потому что такого не могло быть никогда. Даже в его мечтах, не то что в жизни. Уже и Грета давно ушла, и свеча догорела, а он всё ещё сидел, ошеломлённый. Затем прижал ладонь к щеке, которую Грета погладила перед уходом, и продолжил сидеть, погружённый в нелёгкие мысли.
Мастер вернулся домой через несколько дней будто бы другим человеком. Он глядел на дочь и ученика, но не замечал их. И вопросов их словно не слышал. Лишь послал Ковара за бутылкой, хотя никогда до этого не пил, а после вновь замкнулся и ни словечка.
Когда допил бутылку, отправил ещё за одной.
Ночью ему снились кошмары. Комната мастера Джереона находилась внизу, но крики донеслись и до каморки Ковара. Хвостатый вскочил, встрёпанный, и у лестницы столкнулся с Гретой — та тоже спешила на помощь отцу. Им едва удалось привести мастера в чувство, он так отбивался, будто на него напали.
— Пусть Ковар со мной посидит, — сказал наконец мастер, когда отдышался и глотнул холодной воды. — А ты, дочка, иди к себе. Да живо, и не спорь!
Грета нехотя отступила, перед уходом поглядев на хвостатого.
— Плохое что случилось, да? — сочувственно спросил тот у мастера.
— Ох, парень, до того дрянное дело… — поморщился старик. — Но рассказать не могу, слово дал. И это мне ещё повезло, а…
Он не договорил, но вскоре Ковар и сам узнал. С доктором Колманом стряслась какая-то беда, он скоропостижно скончался, и его похоронили в закрытом гробу. Ну что ж, доктор Игнац, его главный конкурент, был только рад, а остальные посудачили день-другой, да и забыли. О том, что Колман перед смертью был приглашён во дворец, никто не знал, кроме стражников, а те особо не сплетничали, разве что в своём кругу. С теми, кто мог проболтаться, у господина Ульфгара разговор был короткий.
Мастеру Джереону поручили новое задание — создать сердце лучше прежнего. Для кого оно, старик говорить отказался и с этой работой отчего-то не спешил. Он делал, конечно, чертежи и отливал детали, и каждую неделю ему было что показать тем, кто являлся с проверкой. Но хвостатый видел, что всё это лишь для отвода глаз.
Втайне мастер принялся брать сторонние заказы, причём и такие, с которыми бы раньше не связывался. Казалось, что Джереону для какой-то цели нужны деньги, да побольше. Но лишних вопросов хвостатый не задавал. Ясно было, что мастер пока не готов делиться.
Разговоры за работой, однако же, не смолкали, только вот темы старик выбирал странные.
— Что ты, мальчишка, помнишь о смене времён? — спросил однажды мастер. — Мать-то с отцом рассказывали, как настал конец старому миру?
— Отец говорил однажды, но так… не любил он вспоминать. Да ведь он и не всё видел, я из Гретиных учебников больше узнал, — ответил Ковар.
— Учебников, — насмешливо протянул старик. — Щипцы мне с полки подай, да не те, большие. Учебники-то все писались уже при новом мире. Все старые книги Ульфгар затребовал себе во дворец. Так что читал ты, может, о многом, да много ли там правды было?
— А что ж вы раньше об этом не заговаривали?
— А раньше я, мальчик мой, считал, что умнее всего будет приспособиться к новой жизни. И вам, думал, чего зря голову дурить. Меньше знаете — легче живётся. Да и перемены-то, казалось мне, к лучшему. Знаешь вот, кем я раньше был?
Хвостатый лишь покачал головой. О прошлом мастер Джереон никогда не говорил.
— Я ведь сам с востока, с Восточных равнин, — погрузился в воспоминания старик. — Жил в окрестностях города Листа, одного из самых крупных городов в тех краях. Теперь он зовётся городом Кровельного Листа, ты наверняка слышал. В те времена город окружала Зелёная роща, неподалёку располагались и другие поселения. Люди так и говорили: я, мол, из Зелёной рощи. Вот и я оттуда.
Мастер прокашлялся и снял очки, чтобы протереть.
— Игрушки я делал, — продолжил он свой рассказ. — И хотелось мне, чтобы не простые они были, а подвижные. Уж как я ни бился, а до такого, что сейчас делаю, дойти не мог. Да и не дошёл бы в жизни, если б не мастера, которых привёл Ульфгар. Жена моя, Адела, мне помогала, расписывала эти поделки. Были они тогда по большей части из дерева.
— У Гундольфа отец тоже занятные вещицы вырезал, — сказал хвостатый, вытягивая из-за ворота птицу. — Вот это, например.
— Давно я такого не видел, — усмехнулся мастер, приглядевшись. — Ты это, парень, спрячь и кому зря не показывай. Не те, знаешь ли, времена.
— Так в чём же врут учебники? — спросил Ковар, пряча свистульку. — Там сказано, что без машин людям жилось тяжело, да и отец мне говорил, что многое раньше делалось вручную, а это и время, и силы. И вы сами признаёте, что таких вершин мастерства не достигли бы, если б вам не помогли.
— А я вот, парень, думаю: может, и лучше было бы мне держаться от этой науки подальше, да и всему нашему миру, — угрюмо ответил мастер. — Поболтали и хватит, о работе уже забыл! Шлифуй, шлифуй давай свои детали!
Остаток дня они говорили лишь о деле.
— Чего, ты думаешь, хочет правитель Ульфгар? — спросил старик в другой раз.
— Ну, наверное, чтобы народу лучше жилось, — пожал плечами хвостатый. — Ведь он столько всего сделал и для севера, и для юга, для всех наших Лёгких земель. Теперь у нас есть железные дороги, благодаря чему уголь быстро привозят в города, а зерно и воду — в засушливые пустоши севера. Затем ещё…
— Засушливые пустоши, говоришь? — хмыкнул мастер. — Прежде и там бывали неплохие урожаи, и зерно из других мест не требовалось. И реки там были, да не одна. До поры, пока в тех краях не повырубили все леса, и пока шахт там не стало больше, чем поселений. Лесное Прибрежье, вот как раньше звались твои Северные пустоши. Лесные
