Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

После событий 11 сентября минуло 15 лет, и Юсуф стал частью операции по обезвреживанию этой «бомбы» в Афганистане, Пакистане и Турции. В задачи этой миссии входило установить местонахождение каждого террориста, притаившегося в каждом доме, переулке, школе и точке общепита. Ни одному представителю этнической группы уйгуров нельзя было доверять.

[ ]

Даже преданный делу своей страны Юсуф со временем стал скептиком и устал от пропаганды. Каждая его миссия заканчивалась провалом: ему не удавалось выследить террористов, которые, как утверждали его руководители, были повсюду.

«Я писал своему шефу в WhatsApp о том, что делают местные бизнесмены, – рассказывал он. – Они действительно были обычными бизнесменами, занимались своими делами. Но люди из разведки все больше и больше впадали в паранойю. Сверху на них давили, требовали найти злоумышленников. Они пришли к выводу, что я никому не должен доверять».

Последней каплей стало то, что власти попросили Юсуфа проследить за одним уважаемым общественным деятелем, занимающимся благотворительностью.

«Мы подозреваем, что он террорист, – сказал Юсуфу его куратор. – У нас есть веские доказательства». Они никогда не делились разведывательными данными, ссылаясь на угрозу национальной безопасности, только делали мутные намеки. «Зачем мусульманину тратить столько денег и становиться филантропом? Очевидно, что это прикрытие для вербовки террористов».

Юсуф крутился вокруг этого человека, посещал его мероприятия и выступления, но не нашел никаких доказательств, что тот замышлял что-либо недоброе. В итоге Юсуф решил отказаться от миссии по внедрению в ряды экстремистов Турции и Сирии.

«Со мной не было жены и детей. Я был совсем один – молодой парень на Ближнем Востоке, который слишком много пьет и курит. Я начал понимать, какую ужасную вещь совершил. Думал, что буду бороться с террористами, но вместо этого предал свой народ. Поэтому я сбежал туда, где сейчас нахожусь, и устроился заправщиком на бензоколонку, чтобы уйти в тень. Я хотел исчезнуть», – говорил Юсуф. Его мучило, что сотрудники спецслужб нарушили обещание и не освободили его мать.

Мы с Абдувели пообщались еще с несколькими уйгурами в городе и расспросили их о Юсуфе.

«Он немногословен, – сказал один из них. – Мы вообще почти ничего о нем не знаем».

Наше интервью с Юсуфом растянулось на четыре вечера – мы встречались после того, как он заканчивал свою смену на заправке. Жители Зонгулдака обратили на нас внимание. Менеджера ресторана, группу подростков и других прохожих интересовало, что американский «турист» забыл в их ветхом, невзрачном приморском промышленном городке, который обходят стороной даже местные путешественники.

Угроза со стороны китайских шпионов была не единственной нашей заботой. Турция становилась все более авторитарным государством и проводила политические чистки в армии и университетах. От многих турецких профессоров и бывших политиков я слышал, что спецслужбы следят за людьми.

«Будьте осторожны, – предупреждал нас Юсуф. – Спецслужбы постоянно вербуют шпионов, и вы можете стать целью их слежки». Юсуф осознавал, что китайские спецслужбы могут отомстить своему бывшему агенту за общение с журналистами. По его словам, он просто хотел, чтобы все это закончилось.

Зарубежный корреспондент, путешествующий с беженцем-уйгуром вроде Абдувели, бросался в глаза и вызывал подозрение у местных жителей. Пока мы не привлекли к себе еще больше внимания, нужно было уезжать. Мы возвратились в Стамбул и, немного отдохнув от журналистской работы, снова отправились в Анкару к Майсем.

Глава 9

Три порока: терроризм, экстремизм и сепаратизм

Борьба против террора и за охрану стабильности – это затяжная война, а также война наступательная.

Чэнь Цюаньго, глава Коммунистической партии Синьцзяна

В том же 2013 году, но уже в Кашгаре, отец Майсем получил от впадающих все глубже в паранойю властей задание объехать сельскую местность и выступить перед фермерами с патриотическими речами.

«Мы едины с Китаем, – провозглашал он. – Мы выступаем против террористов. Да здравствует председатель Си Цзиньпин, наш славный лидер!» «Отец был так горд, – вспоминала Майсем. – Вечером он приходил домой и рассказывал о том, какие замечательные речи он произносил и как это все напоминало ему о „культурной революции“».

«Выступим против трех пороков: терроризма, экстремизма и сепаратизма!» – декламировал он. Отец говорил Майсем, что фермеры встречали его аплодисментами, но из этих рассказов девушка не могла понять, насколько искренними были эти рукоплескания.

Однажды мать Майсем пришла домой с шокирующей новостью. «Кучка мальчиков избила девочку в школе за ношение хиджаба, – рассказала она. – Я поймала их и привела в кабинет директора. Директор изучил вопрос и решил не наказывать мальчиков. Причину он не назвал. Но было видно, что он нервничал».

По мнению матери Майсем, он побоялся навлечь на себя гнев государственных властей, которые все с большей воинственностью говорили о «мусульманской террористической» угрозе. «Девочки не должны носить хиджаб», – категорично заявил отец Майсем.

[ ]

В 2013 году после четырех лет интенсивной учебы Майсем окончила Пекинский университет с дипломом в области социальных наук и подала документы в магистратуру в Турции.

«Я хотела посмотреть мир. Турция была хорошим вариантом, многие уйгуры уезжали туда на постоянное проживание. К тому же в Пекине мне было одиноко. Мне хотелось быть частью чего-то большего, и я начала обращаться к религии, – рассказывала Майсем, воспитывавшаяся в светской семье. – Решила, что в глубине души я мусульманка, потому что Китай все время отталкивал меня, как какую-то „иную“».

Сдав экзамены, она собралась пройти курс по социальным наукам в магистратуре Анкары. Из всех преподавателей Пекинского университета Майсем было особенно жаль прощаться с профессором Тохти, которым она восхищалась.

Мать Майсем гордилась дочерью. Отец выглядел недовольным, но признавался, что будет скучать.

«Настало время прощания. И вот осенью 2013 года я отправилась в путь. Но моему дому не суждено было остаться прежним. Тогда я этого не понимала», – вспоминала Майсем.

Смышленая и эрудированная, девушка без труда справлялась с учебой в магистратуре, продолжая заниматься своим любимым делом – «проглатывать» книги, сочинять стройные эссе и заниматься литературным анализом.

Помогло и то, что Майсем сошлась с новой компанией друзей, которые понимали ее саму и ее растущий интерес к религии. В университете Анкары она познакомилась с Арманом – аспирантом со своего факультета, бывшим журналистом. Он был старше Майсем, разведен, своего рода чудаковатый одиночка, погруженный в средневековые тексты, которые изучал для диссертации.

«Теперь, когда я уехала из Китая, мы могли пользоваться фейсбуком. Для нас открылся мир общения», – рассказывала Майсем. Фейсбук, запрещенный в Китае, сыграл важную роль в их отношениях, поскольку они всегда оставались на связи, даже во время занятий или подработки.

«Когда я увидел ее, – говорил мне Арман за чаем в своей квартире, – я понял, что нашел особенную женщину. У нас были одинаковые интересы». По вечерам Арман посылал ей стихи в мессенджере фейсбука. Иногда это были отрывки древних поэм. Одно из таких стихотворений, написанное в XV веке, особенно им нравилось:

Истинная любовь редка; разве ступил истинный любящий на путь

И не нашел свою возлюбленную на первом же шагу? – Не бывать иному.

О Невай, отдай дань почтения, принеси вино в дом сердца,

Ибо в доме, куда принесено вино, – не бывать печали.

«Вскоре мы влюбились друг в друга», – вспоминала Майсем.

Но летом девушка планировала вернуться домой, в Синьцзян. Они с Арманом договорились по возможности продолжать общение, пусть и не через заблокированный в Китае фейсбук. Но Майсем возвратилась в «изменившееся место. Синьцзян был не таким, каким я его запомнила».

Она ехала в гости к семье на автобусе, когда водитель остановился у полицейского поста. Полицейские приказали пассажирам выйти наружу и целенаправленно проверили документы уйгуров, отсканировав их при помощи смартфонов.

«Зачем направляетесь в город?» – спрашивали полицейские у каждого пассажира. Дважды они проверили весь багаж. Тогда Майсем не придала этому особого значения. Эти действия были частью официальной полицейской кампании под названием «Жесткий удар», направленной на выявление потенциальных преступников,