Артамонов, в свою очередь, напоследок все-таки огрел дрючком Али и, вытянувшись передо мной, отрапортовал:
– Так что, ваше высокородие, басурмане эти залезли в вашу палатку, когда я на минуточку отошел «до ветру». Возвращаюсь, а этот вонючий старик разлегся с ногами на вашей кровати, а молодой роется в ваших вещах, но вроде ничего не взял, я его обыскал. Они в крик, молодой вопит, что-то про «пашу», то есть про вас, я так понял, они палатки перепутали, а может, специально развалились, чтоб показать, что они здесь главные. Я их гнать, так они в драку полезли, ну я и приласкал дубиной, сначала молодого, а потом и старого с койки согнал – они бежать, а я за ними. Вот так, ваше высокородие, и было.
Между тем толпа разгоряченных и подзуживаемых сзади молодым Саидом погонщиков с ножами и кинжалами потихоньку окружала нас. Нечипоренко и Бяков достали револьверы, подъесаул пальнул в воздух и заорал громовым голосом: «Назад, сукины дети, перестреляю всех на!..»
Бяков прицелился в лоб старому Али и закричал, обращаясь к Саиду, на ломаном французском, что сейчас сделает дырку в старом козле, если они не остановятся. Саид понял, что дело плохо, тем более что от лагеря, выхватив шашки, к нам уже бежали на помощь человек десять казаков. Саид что-то прокричал, и погонщики остановились, а старый хаджи повернулся спиной и, задрав халат, показал нам тощую задницу. Саид перевел этот жест так, что теперь ни один погонщик и караван-баши не даст нам даже самого тощего и больного мула или верблюда и что мы здесь все сдохнем. На том наши переговоры и закончились.
Уже в лагере я выяснил, что бестолковый солдат махнул рукой на палатки в центре лагеря и сказал, что, мол, там отдыхайте.
Никому из франкоговорящих офицеров (ох уж эти снобы, господа офицеры, мать вашу) не было дела до шатающегося по лагерю «Хоттабыча» с племянником. Сомали посмотрели в палатку, на которую им показали, посидели на сене, но там им не понравилось, и они пошли в соседнюю, в соседней стоял часовой у знамени, оружия и денежных ящиков (а где был подчасок отдыхающей смены, он должен быть снаружи, но рядом?). Часовой взял ружье на изготовку и щелкнул затвором, дослав патрон в патронник. Сомалям это не понравилось, и они пошли в третью палатку, мою. Там старикан завалился на мою койку, а племянничек стал рыться в интересных европейских вещах – так их и застал денщик, остальное происходило на наших глазах. Все это было бы комично, если бы не так печально. Конечно, можно было бы загладить вину подарками, но вот эти подарки не сделают сотню здоровых верблюдов…
Снаружи раздался гудок паровичка, который приехал за цистерной. Я спросил интенданта, много ли осталось воды, и он ответил, что цистерна почти пустая (как я и рассчитывал, ее хватило на сутки). Я распорядился наполнить бурдюки остатками воды и отправить паровичок с цистерной за водой, больше цистерны нам две недели не видеть. И найти топографа, пусть съездит на паровозике до источника, разведает, где он находится, нанесет дорогу и сам источник на свои кроки, а также посмотрит, есть ли какая дорога или тропа сбоку чугунки, по которой могут пройти мулы – будем гонять за водой их, только один мул сможет взять два бурдюка по 80 литров, всего 160 литров на мула, это 9000 литров на всех 50 мулов, половина от потребности. Гонять всех лошадей каждый день на водопой невозможно, мы их измотаем в пути, единственный выход – если нам разрешат перенести лагерь к источнику…
Поехал на телеграф и к консулу. На телеграфе мне вручили телеграмму для меня из Александрии – оставленный там больной скончался, у одного из оставшихся в карантине развился тиф, но состояние не тяжелое, другой пока здоров[35].
Консул принял меня в своем кабинете, обставленном убогой мебелью, но с государственным флагом, под которым сидел сам «месье Пуаро». На этот раз месье даже не встал, а сразу задал вопрос, почему мои люди избили уважаемого Али-хаджи и угрожали оружием его людям. Я объяснил, что «уважаемый Али-хаджи» развалился на моей кровати, а его племянник рылся в моих вещах, что было пресечено моим денщиком. А как бы реагировал уважаемый консул, если мои казаки забрались бы с ногами на его постель и рылись в его вещах, может быть, он угостил их кофе? Я бы тоже не отказался от чашечки кофе, которую мне забыл предложить господин консул. Консул крикнул, чтобы принесли кофе ему и гостю. Я продолжил:
– После того как денщик прогнал непрошеных гостей до ворот лагеря, Саид крикнул погонщикам что-то, и они обнажили оружие. Казаки, осматривавшие оказавшихся негодными больных и изможденных верблюдов, которых нам пытался всучить «уважаемый Али-хаджи», сделали предупредительный выстрел в воздух, но «уважаемый Али-хаджи», задрав халат, показал мне задницу, что я могу расценить как оскорбление посла Российской империи, и выражаю по этому случаю решительный протест – так и доложите своему руководству. Поэтому я требую официальных извинений в присутствии моих людей, поскольку оскорбление было нанесено публично.
Консул залебезил, но я настаивал на публичном извинении передо мной старой обезьяны, имея в виду Али-хаджи. Кроме того, я спросил, намеревается ли консул как-то обеспечивать посла дружественной Франции державы и его людей питьевой водой, поскольку рекомендованный консулом для этой цели паровоз с цистерной руководство компании забирает на две недели, что приведет к страданиям и падежу животных и, не дай бог, смертям среди людей. Чтобы избежать этого, я прошу перенести лагерь к источнику, желательно с транспортировкой груза по железной дороге. Тут консул вообще скис, стал говорить, что источник находится не в его зоне ответственности, за разрешением переместить туда лагерь надо ехать к губернатору в Обок, но и он может ничего не добиться, так как земля вдоль железной дороги принадлежит компании «Мессаджери», так же как и источник воды на ней, а компания явно будет против присутствия иностранного военного лагеря на своей территории, так же как и использования ее подвижного состава. Ну, в общем, все понятно, «я – не я и лошадь – не моя». Но тут меня осенило – ведь охрана Маши прибыла на лошадях, возможно, ее сопровождающие знают источники воды в пустыне, и мы можем воспользоваться ими, хотя и оставив часть груза здесь. Надо срочно выяснить это. Не притронувшись к кофе, я встал и откланялся.
Маша была в своем шатре, хороша как утренняя роза (надо было
