живые и здоровые, вернулись домой, где их будут ждать заслуженные награды.
Все сдвинули кружки, и романтичный Букин сказал, что это прямо в стиле партизан гусара Дениса Давыдова: пить «Клико» из жестяных кружек. Потом, естественно, выпили за государя императора, а потом я поднялся и, взяв Машу под руку, сказал, что она теперь – моя невеста. Все закричали «ура» и выпили, а мы с Машей поцеловались и сели. Барон спросил, есть ли благословение на брак от родителей мисс МакКонен, на что я ответил, что Маша вовсе не мисс МакКонен, как мы привыкли считать на корабле, а Мариам Мэконнын, дочь князя и губернатора провинций Шоа и Харар, и я непременно попрошу ее руки, как только мы будем в Хараре.
На миг повисла пауза, а потом Нечипоренко, который уже был посвящен в эту тайну, но никому не говорил, предложил выпить за императора Менелика и князя Мэконнына. Опять захлопали пробки, потом доктор спросил меня, откуда такое хорошее шампанское, я ответил, что из того же ресторана, где они его перед этим пробовали, просто бутылки мы охладили (я не стал расстраивать доктора, говоря, что вчера его надули с шампанским). В общем, все пошло непринуждённо, а то я уже думал, как бы потактичнее напомнить барону, что это не офицерское собрание, и не надо меня выспрашивать про вероисповедание, есть ли у меня реверс[32], да и вообще, дворянского ли происхождения невеста (хотя в армейских полках в это время разрешалось жениться на купчихах и даже мещанках, в гвардии все же требовалось дворянское происхождение невесты). Я же не был офицером, то есть формально мне никто никакого одобрения давать не должен, разве что после женитьбы (но не до нее, чиновнику, в отличие от офицера, никакое разрешение не требовалось) как чиновник я должен был бы поставить начальника в известность об изменившемся семейном положении. Посидев для приличия, я сказал, что провожу Машу к ее шатру, и продолжайте, пожалуйста, без меня. Артамонова попросил все убрать и помочь, если надо, гостям добраться до их палаток, поскольку фельдшер, кажется, заикнулся, что у него осталось еще немного сегодняшнего напитка его изготовления.
Утром, еще до подъема, зашел в свою палатку и увидел чистый стол без каких-то следов вчерашнего загула, ай да молодец Иван Ефремович, надо его чем-то поощрить, подумаю, какой подарок ему купить в Хараре. Скинул китель и парусиновые туфли и прилег на постель поверх одеяла. Проснулся от того, что кто-то осторожно трясет меня за плечо. Проснулся – смотрю, а это дежурный артиллерист:
– Вашсковродь, там эти, дикари пришли, с верблюдами.
Натянув китель и фуражку, попросил позвать Нечипоренко и кого-то еще из казаков, кто разбирается в верблюдах, вроде хорунжий Бяков, а также фейерверкера Спичкина от артиллеристов. Спросил, поставили ли палатку для старейшин, ответил, что стоит рядом, бросили в нее тюки сена и накрыли попонами, чтобы сидеть. Перед входом, окруженный толпой глазеющих сомалей, стоял сухопарый старик в богатом, но засаленном халате и зеленой чалме хаджи[33], на ногах у него были грязные, но расшитые узорами тапки с загнутыми носами (прямо старик Хоттабыч из старого советского детского кино, когда он вылез из бутылки, тот только почище был).
Рядом стоял парень с бегающими туда-сюда хитрыми глазенками, явный пройдоха, тоже в халате, но попроще и в обычной чалме. Он поздоровался с нами по-французски и сказал, что он – Саид, племянник большого абана и старшего над всеми абанами побережья Али-хаджи, при этом, услышав свое имя, «Хоттабыч» важно кивнул. Он слышал, что белым путникам нужны верблюды, и готов продать их или сдать внаем.
Я приложил руку к сердцу и поклонился, попросив Саида перевести, что мы приветствуем уважаемых Али-хаджи и Саида, но хотели бы сначала посмотреть всех верблюдов, на что Саид ответил, что все они перед нами. А перед нами было десятка три довольно тощих одногорбых верблюдов. Я спросил Саида, есть ли еще верблюды, он ответил, что это – все, что есть сейчас, остальные ушли в караванах и будут через месяц. Есть еще десяток в частном владении, по одному-два верблюда, но с их хозяевами надо договариваться отдельно. Да, я рассчитывал на сотню верблюдов, тридцать слишком мало, на них и половина оставшегося груза не возьмут, даже если верблюд поднимет около 10 пудов.
Пока мы говорили, казаки и Спичкин принялись осматривать животных.
Я спросил, сколько груза поднимает такой верблюд, если нам нужно пройти триста километров до Харара? Саид ответил, что на верблюда нельзя грузить больше 80 килограммов, разделив этот вес поровну с каждого бока, если сверху будет ехать погонщик, и без погонщика еще можно добавить 60 килограммов, кроме того, придется выделить пять верблюдов под палатки, дрова, воду и пищу для людей. В день верблюд может пройти тридцать километров, то есть весь путь займет десять-двенадцать дней.
Спросил, сколько стоит нанять верблюда с погонщиком и без погонщика до Харара. Он ответил, что 50 талеров с погонщиком и 30 – без погонщика. Предложил Саиду с его дядей, который, похоже, устал стоять, подождать в отведенной для них палатке, где им дадут воды и поесть, если они голодны. Приказал дежурному солдату, чтобы он показал им их гостевую палатку, и распорядился насчет воды и поесть гостям. В сопровождении посыльного «Хоттабыч» с племянничком ушли в лагерь.
Потом я посоветовался со своими офицерами, что осмотрели верблюдов, они ответили, что почти все верблюды бракованные: сбиты копыта, болячки и потертости на спине, одна верблюдица вообще беременная. Верблюдов надо откармливать, похоже, они только что вернулись с перехода и их забраковали для следующего каравана, а теперь стараются сбыть нам. Хорунжий Бяков сказал, что здешние верблюды более мелкие и слабые, чем среднеазиатские двугорбые[34], конечно, одногорбые более ходкие, но груза они возьмут меньше, пудов десять, если верблюд сыт, неделю вволю пил и отдохнул, а эти – заморенные, он бы их не советовал брать вообще.
Только я собрался пойти поторговаться и узнать, где взять еще сотню кормленых верблюдов, как со стороны лагеря послышались дикие крики, и я увидел, что Артамонов с кривым акациевым дрючком в руке гонит перед собой «Хоттабыча», а тот удирает от него в одном тапке. Саид бежит впереди и что-то кричит погонщикам. Погонщики вытащили ножи и сабли и выскочили спасать старого Али, а Саид спрятался за погонщиков и стал кричать, показывая на Артамонова, что москов ашкер напал на его дядю, когда тот прилег отдохнуть, и стал колотить его палкой.
