Попросить Лену? Согласится ли?
– Садитесь, – предложила Лена. – Трудно разговаривать, глядя снизу вверх.
Купревич сел рядом с Леной. Баснер отошел к могиле Паловера и прислонился к ограде.
В кармане Купревича завибрировал и зазвонил телефон. Звонка он не ждал и почувствовал, как похолодели пальцы. Телефон продолжал звонить все громче, а он сидел неподвижно и не представлял, что нужно делать. Он был уверен, что звонит Ада.
– Ответьте же, – Лена взяла его за руку, как недавно. Почувствовала, наверно, какие у него холодные пальцы, но сжала ладонь еще крепче. Другой рукой Купревич достал телефон.
Должно быть, он надавил и на «ответ», и на «микрофон»: голос зазвучал громко и гулко в тишине кладбища. Это была не Ада. Мужчина, которого Купревич не сразу узнал.
– Влад! Как ты там? Тебя встретили? Когда похороны?
Вернер.
– Кто это? – одними губами спросила Лена.
– Вернер Берке, – тихо ответил Купревич. – Мой коллега.
– Вернер! – громко сказал он. – Хорошо, что ты позвонил. Аду похоронили без меня. Погоди, не перебивай. То, что я скажу, полный бред, но это так. Произошла склейка, причем сразу трех альтерверсов с единой в прошлом точкой ветвления.
– О чем ты…
– Я сказал: не перебивай! Три альтерверса интерферировали, видимо, почти полностью. Да, я знаю, как это маловероятно… У меня есть соображения, почему так произошло. Послушай, у Ады был муж в Израиле, а еще со мной прилетел другой муж Ады…
– Влад!
– Вернер, я все объясню, да ты и сам убедишься, если время жизни суперпозиции… Неважно. Сделай, пожалуйста, для меня одну вещь. Подойди к Эмме, пусть она подготовит и отправит мне на почту сканы документов…
Купревич запнулся.
– Впрочем, – сказал он, – ничего не надо. Бессмысленно. Я тебе позже перезвоню, Вернер.
– Влад!
– Я перезвоню, – повторил Купревич и прервал разговор.
– Вот видите, – сказал Баснер, пытаясь улыбнуться. Вместо улыбки получилась гримаса, будто он проглотил что-то очень кислое. – Нет у вас никаких документов. И этот Шауль! До него я еще доберусь! Сначала получу разрешение на перезахоронение. И до вас доберусь! Вы специально сели со мной в самолет! Мафия! Вы все заодно! Я знаю, что нужно делать!
В руке Баснера блеснуло лезвие ножа, и Купревич, не успев ничего понять, инстинктивно поступил так, как поступил бы, если бы опасность угрожала Аде: загородил собой Лену и увлек ее в узкое пространство между двумя памятниками. Развернуться здесь для удара Баснер не мог и, как оказалось, не собирался. Он сам не представлял, что делает. Не думал, не понимал, выкрикивал бессвязные слова, размахивал ножиком, оказавшимся всего лишь перочинной игрушкой с тремя раскрывающимися лезвиями, и скорее поранился бы сам, чем смог бы поранить другого.
– Отпустите, вы мне руку сломаете!
Лена вырвала руку, пробормотала что-то нелестное в адрес Купревича, все еще уверенного, что спас ей жизнь, протиснулась между Купревичом и оградой и направилась к Баснеру со словами:
– Спрячьте нож, дурак, вы поцарапаетесь.
Баснер повернулся и побрел – не к выходу с кладбища, а вглубь аллеи, оканчивавшейся каменным забором. Упершись в стену, он ткнулся в нее лбом и остался стоять, бормоча что-то под нос.
– Знаете, – обратился он к Лене, – я тоже об этом подумал.
– О чем?
– Если он достанет настоящее оружие…
– Зачем?
– Мы говорили с ним о фальшивых исторических артефактах, он историк, в физике, тем более, в физике ветвлений, не разбирается совершенно. Наверно, решил, что, если не станет кого-нибудь из нас троих, то суперпозиция прекратится, и восстановится реальность, где ветвления вообще не было.
– О чем вы?
– Еще в самолете, – продолжал Купревич, – когда он объявил себя мужем Ады, я подумал: если его убить, то реальность изменится. Она не может остаться прежней, когда возникает новое ветвление. Лена, я ничего, конечно, все равно не сделал бы, тем более в самолете, да, к тому же, не имея возможности просчитать последствия. Но мысль такая промелькнула. Вот и он тоже…
– Вы хотите сказать…
– Я не вывихнул вам руку?
– Нет, но синяк останется наверняка. Вы очень сильно… Наверно, я должна сказать вам спасибо?
– Не за что, – пробормотал Купревич.
– О чем вы только что говорили? Насчет убийства. Вы это серьезно?
– Что будем с ним делать? Оставим тут, или пусть идет с нами?
– Почему вы не отвечаете на вопрос?
– Потому что я сам не знаю! – вспылил Купревич. – Извините.
Неожиданно для себя – и тем более, для Лены – он взял ее ладонь, положил на свою, увидел действительно начавший проявляться синяк на тонком запястье, поднес к губам и поцеловал. Лена ладонь не отдернула, и он поцеловал еще раз, и еще. Ему казалось, что это ладонь Ады. Много лет назад, еще в Москве, до их женитьбы, даже до того, как он сделал ей предложение, он достал билеты на концерт «Машины времени» на стадионе в Лужниках, народу было много, он никогда не бывал на футболе и не представлял, что человека может нести в толпе, будто щепку в бурном потоке, не представлял, что такое возможно на концерте, ведь на концерты ходят люди интеллигентные, знающие, как себя вести; он едва не потерял Аду, крепко ухватил за запястье и не отпускал до конца представления, хотя потом, когда они нашли свои места, толпы уже не было, а была музыка, способная изменить сознание. Когда концерт закончился, они не торопились к выходу, где опять возникла толчея, сидели, ждали, Ада показала ему запястье, на котором уже появился синяк, и он так же, как сейчас, поднес ее ладонь к губам и поцеловал…
Кажется, тогда он впервые подумал, что они с Адой должны быть вместе. То есть не просто вместе, а вместе всю жизнь.
Он почувствовал ладонь Ады на своем затылке. Ады? Это была ладонь Лены.
– Простите, – сказал он и отошел на шаг. Руки Лены опустились.
Он оглянулся и не увидел у стены Баснера.
– Он ушел, – сказала Лена, проследив за его взглядом. – Думаете, он может…
– Вряд ли. Он здесь никого и ничего не знает. Скорее всего, окажется в полиции, где с ним долго будут разбираться…
Лена кивнула.
– Вы еще хотите побыть здесь? Если нет, давайте… – она помедлила, приняла решение,
