он расступался перед ними, больше света становилось. Здесь старые деревья, поваленные ветрами, лежали и гнили друг на друге, покрываясь голубоватым мхом. Идти становилось все сложнее, и кардийцу то и дело приходилось подавать Любе руку, чтобы та могла залезть на очередной поваленный ствол. Особенно неудобно это было делать в местной обуви, плетеных сандалиях, которые то и дело соскальзывали с влажных, подгнивших деревьев.
— Там, — Ар вздохнул. — Я уже видел подобное.
За валежником, отделенная от света узкой полосой молодых деревьев, скрывалась ярко освещенная опушка. Здесь лес будто бы расступался перед неизвестной силой, давал дорогу чему-то, что было неподвластно чащобе. И вскоре, продравшись сквозь сухие ветви, Люба увидела то, что чувствовал своим немым лицом Ар.
Поляна, какие бывают в любом лесу, была на вид словно поражена неизлечимой болезнью. Из-под земли, как опухоль, вырывались хаотично переплетенные между собой стволы и ветви, усеянные шипами всех размеров и форм. Сплетаясь, они образовывали высокую, разбухшую и искаженную гору растительности.
Люба сделала шаг ближе. Конечно, опрометчиво было вот так выходить навстречу подобному, и Ар даже попытался ее остановить, но она лишь грубо вырвала руку из его хватки и продолжила медленно, шаг за шагом подбираться к дышащей затхлостью и древесным соком мерзости.
И, присев на корточки рядом с разбухшими корнями, увидела то, чего видеть точно не хотела. Там, где нарывы обнажали живую древесную мякоть, не скрытую под корой, медленно, спокойно бились бледные жилы, вторя ритму в пятнадцать ударов сердца в минуту.
Едва сдержав рвущийся из живота рвотный позыв, Люба отшатнулась. Ар поймал ее, не давая упасть, и насмешливо, панибратски похлопал ее по плечу.
— Что это..? — тихо спросила Люба.
— Миам. Его источник.
— Миам..?
Ар склонил голову набок, чуть повел ею в сторону, словно приглядываясь к Любе. И негромко, почти шепотом спросил:
— Так ты ведь не невежа… Ты ничего не помнишь, да? Совсем ничего?
Люба прикусила губу. Раскрывать такие вещи было опасно, пусть мужчина и доказал, что в ближайшей перспективе не желает ей зла. С другой стороны, это был ее шанс узнать побольше об этом мире и не вызвать слишком много подозрений. В конце концов, она могла обыграть банальную амнезию.
— Они ему поклоняются. Ну, таким местам, — кивнул Ар на опухоль. — Шурры. Считают такие места священными.
— И туда уходит след?
Кардиец кивнул.
— Они не дадут нам войти, — нахмурилась девушка. — Что бы там ни было, что бы не взбесило байлефов, оно там. И виноватыми в любом случае окажемся мы.
Мужчина снова кивнул, встал на одно колено, прислушиваясь к звукам леса. Гулко, едва слышно для его острого слуха билось что-то в глубине земли. Он запустил пальцы во влажную почву, и та обжигала даже сильнее обычного — кожа сероватая кожа покраснела, плоть под ней стала горячее.
— Они знают что это. Или как минимум догадываются, — предположил кардиец. — Не знать про источник миама они точно не могли, в их юрте живет шаман, а они эту срань чуют за много речей.
— И он позвал нас утром на разговор, — кивнула Люба, продолжая мысль. — Странно, да? Прямо перед тем, как мы ушли. И просил принести останки
