в квартире?
Моя улыбка гаснет.
– Да нормально.
– Какие планы на ифтар?
– Папа возьмет фо навынос.
– Неплохо. Из «Фо Даи Лой»?
– Ага. – Я сажусь прямее. – Могу позвонить ему и попросить взять еще одну порцию.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Сейчас Рамадан. Зачем ужинать в одиночестве?
– Спасибо за заботу, милая. Но я буду не одна. У нас же встреча совета сегодня. – После паузы она добавляет: – Слушай, мне правда пора на совещание. Давай я позвоню тебе после того, как освобожусь?
– Давай.
– Люблю тебя, Майя-Папайя!
– И я тебя.
Я вешаю трубку и смотрю на заставку телефона. В качестве обоев рабочего экрана у меня наша общая фотография из прошлогодней поездки в Большой каньон. В то лето мы решили, что ободки с заячьими ушками – это невероятно смешно. И все было хорошо. Я бы заметила, если бы что-то было не так.
Вот бы знать, как там у родителей дела с размышлениями и отдыхом друг от друга. Со мной они это не обсуждают. Но вряд ли все так уж хорошо, если мама сразу же отказывается от идеи совместного ужина.
Паршиво.
Телефон жужжит. Сара. В сообщении оказывается селфи: глаза широко раскрыты, в руке ложка чего-то разноцветного. Ниже подпись: Без комментариев: фруктовые хлопья для завтрака.
Майя: Твое лицо уже само по себе комментарий.
Сара: Это незаконно.
Я отправляю ей покатывающийся со смеху смайлик, и тут на экране появляется сообщение от Джейми.
Джейми: Я почти на месте.
Я краснею. Новости об акте так меня расстроили, что я, не подумав, предложила ему заехать, когда получила сообщение. Но сейчас, после разговора с мамой и воспоминаний о прошлогодней поездке, я чувствую внутри какую-то пустоту, от которой не могу избавиться. Надо сказать ему, что момент неподходящий. Я снимаю блокировку с экрана, но тут в дверь стучат.
Поздно.
– Привет, – говорит Джейми, стоит мне открыть дверь. На нем джинсы и футболка. Руки в карманах. На лице – искреннее беспокойство. И я неожиданно понимаю, что рада его приходу.
Распахнув дверь пошире, я жестом предлагаю ему пройти внутрь.
– Я слышал новости, – говорит он. – Сначала решил, что неправильно все понял, но…
– И я. Лила, моя подруга, написала нам всем, требуя срочно включить школьный канал. Мне это показалось странным, но потом я услышала имама Джексона… и теперь это не странно, это страшно.
– Он отлично справился, – замечает Джейми. – Потребовал объяснений.
– Это смешно. Сначала они говорят, что все проблемы от того, что женщины слишком оголяются. Теперь – от того, что они слишком закутаны в одежду. Бред.
– По-моему, каждый волен решать, что ему носить. Если я решу целый год носить тиару, кто может мне это запретить? То есть… – Он смущается. – Не то чтобы я планировал…
– Честно говоря, мне бы это очень понравилось. Я готова даже доплачивать за такое, – смеюсь я.
Джейми улыбается, а потом удивленно раскрывает глаза, глядя куда-то за мое плечо. Обернувшись и проследив его взгляд, я понимаю, что он смотрит через окно на дом напротив.
– Это что, магазин пончиков? – Джейми подходит к окну. Восторг у него на лице такой, как будто перед ним Тадж-Махал.
– Ага.
– Потрясающе.
– Ага. Именно так.
– Нет, я серьезно. Каждый раз, когда у них появляются свежие пончики, ты получаешь уникальную возможность первой узнать об этом.
– Действительно…
Джейми отворачивается от окна и осматривает гостиную.
– Твои родители придерживаются философии минимализма?
– Минимализма?
– Просто тут мало мебели и украшений. Мама в прошлом году прочитала книжку Мари Кондо и невероятно увлеклась идеей. Но потом ей взбрело в голову отдать лежанку Бумера благотворительной организации, и бабушка устроила саботаж.
Я обвожу взглядом пустую комнату. Хорошо, что папа не начал обставлять квартиру и обживаться в ней, но такое количество пространства все равно действует на нервы.
– Это не мой дом. – Я сажусь на футон. – То есть… Отчасти. Это папина квартира. На время. Мои родители решили немного пожить отдельно.
Вот оно. Я впервые сказала об этом кому-то. И это не Сара.
Джейми садится рядом.
– Тебе, наверное, очень сложно, – говорит он.
– Все было как обычно. А потом раз – и поменялось.
– Если они решили пожить отдельно, значит, им нужно время разобраться в себе? И потом вы снова будете жить вместе?
– Возможно. Я знала, что у них были проблемы, но главная новость обрушилась на меня из ниоткуда. У нас была запланирована поездка в Италию, мы сняли коттедж в Тоскане. Я как раз собиралась рассказать папе и маме о том, что недалеко от нас устраивают мастер-класс по приготовлению пасты, и тут они говорят: поездка – и заодно наша семья – отменяется.
– Мне так жаль, Майя.
– И меня так раздражает неизвестность, необходимость сидеть и ждать их решения. Почему у меня нет права голоса, если это влияет и на мою жизнь тоже? Честное слово, прямо сейчас, если бы я узнала, что они разводятся, я бы обрадовалась. Просто хочется понимать. А ожидание? – У меня срывается голос. – Ожидание ужасно. Я ненавижу перемены, Джейми. Просто ненавижу. Но если все должно измениться, давайте просто переживем это и двинемся дальше. Начнем привыкать к новой жизни.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.
Это просто проявление вежливости. Он должен был спросить, понимаете? Но что-то в том, как он произносит эти слова, как смотрит на меня…
– Нет, – говорю я, и по щекам у меня начинают течь слезы. Я не смогла бы остановить их, даже если бы попыталась. – Я ужасно устала.
Он медлит немного, потом придвигается ближе.
– Я могу тебя обнять?
Я киваю. Он обнимает меня. Я упираюсь головой ему в шею. От Джейми пахнет лимонами и мятой. Впервые за очень долгое время я чувствую, что не одна.
Я рассказываю ему и обо всем остальном. О Важном Разговоре. О грузчиках.
– …И вот мы здесь. В квартире размером с коробку для обуви. Папа пытается шутить на эту тему. Но как я могу притворяться, что все хорошо? Я ничего не могу сделать, остается только плыть по течению.
– Беспомощность – это ужасно.
– Точно. – Я вытираю слезы толстовкой и смотрю на Джейми. – Тебе уже говорили, что ты отлично умеешь слушать?
– Спасибо. Зато у меня говорить не получается.
– У некоторых не получается ни то ни другое, – слабо улыбаюсь я. – Ты, считай, выиграл свою битву наполовину.
Еще несколько минут мы сидим бок о бок в уютной тишине.
– Могу ли я как-то тебя порадовать?
– Да, но уверена, у папы тут нигде нет тиары, – снова улыбаюсь я.
– Я знаю, где их можно отыскать.
– Знаешь, на самом деле нет. Меня порадовало бы кое-что другое. Нужно найти фотографию этого Холдена. Чтобы я могла высказать все ему в лицо, если вдруг случайно его увижу. Это было бы здорово, правда? Стереть с его лица самодовольную ухмылочку.
Джейми открывает рот, чтобы сказать что-то, потом замирает.
– Погоди, а что, если это возможно?
– В каком смысле?
Он достает телефон и начинает яростно печатать.
– Что ты делаешь?
– Не понимаю, почему я раньше об этом не подумал. У Холдена ведь есть директор по юридическим вопросам… – Джейми так и сияет. – Кто бы то ни был, именно этот человек, вероятно, и дал зеленый свет его идее. Если бы у тебя была возможность записаться на прием к нему и высказать все, ты бы пошла?
– Откуда ты знаешь, что это возможно?
– Моя мама работает у Джима Мэтьюса в тридцать третьем округе. Иногда она заменяет директора по юридическим вопросам. И всегда жалуется на чудаков, которые записываются на прием, чтобы пожаловаться на инициативы, принятые или не принятые сенатором.
– Значит, в этом случае чудачкой с жалобами буду я?
– Точно! – Он передает мне телефон. С экрана на меня смотрит женщина с короткими темными волосами и в топазовом колье. – Дженнифер Дикерс. Записать тебя?
Я поверить не могу, что это так просто. Можно просто прийти к этой женщине и рассказать, почему новый акт адресован не тем людям и напрямую вредит им. И все же мне становится не по себе.
– А это в зоне работы приложения для такси? У меня оно есть, но настроено так, чтобы я ездила только к папе и домой.
– Я могу тебя
