честь. Про Родину. Про погоны и корабли. Я знал, что девушкам подобное не особо интересно, но Айна всем своим видом показывала, что она не такая, подталкивая меня к развитию темы.
— В погоны верю! — Я кивнул головой, подтверждая свою мысль. Не оспоримый факт — в армии главное погоны. — В винтовку. — Разговор меня очень увлекал. Горячил.
— В винтовку? — растерянно переспросила Айна, хлопая длинными ресницами.
— Ага. Но в ней главное патроны. — Я тяжело вздохнул. — Без патронов винтовка почти бесполезна.
— При вас была винтовка. И нож. И топор. И дыхание огня. Как вы его называете?
— Огнемет! — оживился я.
— Ог-не- мет, — по слогам повторила девушка и печально добавила, — и винтовка.
— Без патронов, — я не удержался от горячи. Какие мы родственные души оказывается! Я и не думал, что дикарка так может понимать важность боеприпасов.
— А что, если бы они были? — осторожно спросила Айна. Я не заметил перемены, с жаром развивая мысль:
— Да, всё по-другому!
— Всё? — Девушка погрустнела. Голос ее дрогнул. И я остановился, так как уже себя видел бегающим по лагерю нойдманов и стреляющим из плазменной винтовки в разные стороны. Вряд ли аборигенам помогла местная магия, игра в камни и странные дети. Я бы точно «набегал» на пару медалей и не задумываясь одну подарил хорошему парню Ильюхе. Видение стало блекнуть, и я снова вернулся к Айне. Девушка куталась в пятнистые шкуры и старательно отводила взгляд в сторону.
— Чего ты? Обиделась что ли?
— Нет.
— А, что тогда?
— Просто остро почувствовала тебя ментально и мне стало холодно и не уютно.
Я прислушался к ощущениям: по мне так жара, даже укрываться не хочется.
— Пройдет, — сказал я.
— Пройдет, — вздохнула она.
Айна погладила меня по небритой щеке. Заглянула через глаза в душу. Всколыхнула там ворох несбыточных грез и прошептала в ухо:
— А ты меня возьмешь к звездам?
Ну, вот о чем я говорил: резкая смена темы. Как к такому привыкнуть? И темы то все скользкие. Щекотливые. Умеет найти.
— Чего? — переспросил я, сделав вид, что не понял. — Куда?
— Домой. С собой.
И тут меня начали мучать противоречия.
И я решил помечтать.
Я подумал, что привезти девчонку с колонии не такая плохая мысль. Все завидовать станут. У нас таких нет. Даже среди моделей. Потом представил, что захожу домой. С порога кричу: «Мама, это я, Витюля. И я не один!» А она мне: «Ты? Вернулся? Так быстро? Как двенадцать лет прошло? И кто там с тобой? Какая еще Айна? Жена твоя? А почему в шкурах? Ах, с колонии. С какой? Ах, с Земли. Нет. Не слышала про такую. Ты редко писал. Ну, поживите в летнем домике с недельку. Нет, постой. Зачем с недельку? Двух дней хватит показать ей всё. А потом лети обратно. На колонию свою. У тебя же там квартира. Жена. И новая жизнь.»
«Ну, и полечу обратно», — решил я и, как можно мягче улыбнулся девушке. Упрямство — это одна из основных черт моего характера. Я так в третьи лейтенанты выбился.
— Конечно, возьму.
— Правда? — Девушка подскочила, поднимаясь с кровати. От возбуждения ее потряхивало. — Правда заберешь?
— Я же военный моряк: нам можно верить. Сказал, значит сделаю.
— И, что я там буду делать?
Я задумался. Долго искал место Айны в новом мире среди больших огней и космических технологий, а потом решительно вымолвил:
— Танцевать.
Айна улыбнулась. Мысль ей понравилась. Она потянула с плеча волпи, оголяя большую грудь и медленно завихляла бедрами, спрашивая:
— Так?
— Так, — пробормотал я, устраиваясь на ложе по удобнее и отметая от себя противоречивые мысли.
Когда волпи упала на пол, сомнения исчезли полностью.
10
— Сегодня необыкновенный день! — воскликнула Айна и вытащила у меня из рук глубокую миску. Я растерянно провожал взглядом свой наполовину съеденный обед-ужин. Куски белой рыбы аппетитными холмами тонули в нежнейшем грибном соусе. Зеленые листы салата и тонко нарезанный перчик требовали немедленного возращения и желали быть съеденными. Аборигены знали толк в готовке. Я кивнул, протягивая следом за отобранной тарелкой вилку, смиряясь с мыслью, что уже поел.
— У нас каждое утро превращается в необыкновенный день, — пробормотал я и живот требовательно заурчал, соглашаясь.
— Но сегодня особенный!
— Я очень рад. Чем же?
— Мама сказала, чтобы я показала тебе летопись времени.
— Здесь была твоя мама? — Я немного напрягся, озираясь по сторонам. Через сквозную хижину со всех сторон просматривались кустарники и джунгли. Никогда в таком месте не построил дом: кроме меня, в нем бы непременно поселился удав и пару мартышек. Но то у меня. В этой хижине даже жучок ни разу не упал на покрывало. Я посмотрел на ветхую крышу слишком глубокомысленно. Айна не удержалась, изогнулась и тоже посмотрела на соломенные связки. Я чмокнул ее в шею, и, пока она вяло отмахивалась, ловко вытащил из миски большой кусок рыбины. Под изумленный взгляд девушки, давясь быстро начал есть.
— Ты что?!
— Что? — говорить набитым ртом не очень получалось.
— Тебе нельзя много есть!
— Это не много, — авторитетно заверил я ее, а потом заинтересовался, — почему?
— Ты забыл? А, как же летопись?
— Неси сюда свою книгу. Посмотрим. Да ты не бойся — я руки вытру.
— Бояться должен ты, — хмыкнула Айна. В короткой платьице без рукава, которые дикари называли волпи и шили из тонко выделанных шкур, девушка смотрелась слишком соблазнительно. Я потянулся к ней, но немедленно получил по рукам. — И это не книга, это летопись времени, — строго сказала аборигенка, хмурясь. — Ты — бестолочь. Пойдем.
— Опять, — вздохнул я, когда меня потянули за руку, впрочем, поднялся. Спорить — себе дороже.
— Так мама была?
— Далась тебе моя мама, — огрызнулась Айна, не хотя признавая. — Была.
— Когда?
— Когда ты спал.
— Нечестно, — подумав,
