исследовать квартиру.
Маленькая двушка. Хорошо, что тут настолько все другое. Боюсь, я бы не выдержала…
Зал практически пустой — большой угловой темно-синий диван, стеклянный стол, стеклянный шкаф и огромный телевизор.
Заглядываю в спальню. Ева спит в детской кроватке с балдахином, как принцесса… рядом широкая кровать и небольшой шкаф-купе.
А потом я своим взглядом натыкаюсь на себя. На маленькую себя, мне на этой фотографии восемь. Я помню тот день — наша соседка, не помню, как зовут, но помню, что жила она прямо над нами, в тот день отмечала свой день рождения. Она взяла меня и Ладу и повела в парк. Это был первый раз, когда мы были в парке. У нее не было детей, не было родни в этом городе, и она решила провести свой праздник с нами.
Я не знала, что она давала фотографии матери. По крайней мере, я не видела такую…
Рядом с моей фотографией моя Лада. В тот же самый день. Помню, как она смущалась перед камерой, а я хохотала над ее робостью.
Следующая фотография — Ева. Сразу видна разница в качестве. Разделённые временем, уровнем, событиями.
— Ирина отдала мне ваши фотографии пять лет назад, — сзади меня стоит мать, а я и не услышала, как она подошла. — Сказала, что пришло их время вернуться домой. Ты прости, что я все время плачу — просто я невероятно счастлива и очень напугана.
— Чем? — зачем я с ней разговариваю?
— Что ты меня никогда не простишь… Пошли пить чай, — и выходит из комнаты.
Обалдеть, какая кухня. Блин, ее как будто Викинг мой делал. Черт, о нем какого хрена подумала?
— Тут очень красиво, — говорю, чтобы что-то сказать. — Но как-то слишком… необжито, что ли.
— Да, понимаю, о чем ты. Мы тут не живем. Это вообще удивительно, что мы встретились — и ты пришла именно сейчас, и мы приехали. Мы живем за городом, тут остаемся в те дни, когда Еве надо к врачу. Потом за нами приезжает мой муж. У Евы больное сердечко, поэтому часто приходится наблюдаться у врача…
Боже, сколько информации.
Я когда-то думала, что вырасту и постараюсь хоть что-то узнать о матери, но сейчас этого всего слишком много.
Хочу сказать этой женщине, что мне пора уходить… немного теряюсь, не зная, как обратиться к ней.
Поэтому просто встаю из-за стола.
— Мне пора, — и иду в сторону выхода.
Моя мать встает и идет за мной. Я слышу, как она пару раз набирает воздух, будто хочет сказать что-то, но не говорит.
Сама не понимаю, почему обуваюсь так долго, а потом дошло — я даю ей шанс сказать мне что-то такое, чтобы я не ушла сейчас навсегда.
— Пожалуйста, Ада… не исчезай. Это очень эгоистично с моей стороны, но я прошу тебя, не вычеркивай меня из своей жизни.
— Ты знаешь, где похоронена Лада?
— Да…
— Завтра я приду сюда к 10 утра. Съездим, ты мне покажешь. До свидания.
Выхожу и сразу наушники в уши. Максимально громко, что бы мозги вскипели.
Не думать- не думать- ни о чем не думать.
Домой захожу с полностью пустой головой. Поставила блок на два события. Собираю вещи в сумку, естественно, не помещаются все.
— Щуплый, привет! — звоню ему
Обрадовать то надо.
— Привет, Ада. Рад, что ты позвонила, думал, что ты злишься на нас.
— На тебя то с ху…ээээ…за что? — Молчит. Правильно, лучше помолчи. — Я что звоню то… Мне помощь твоя нужна.
Глава 19. Ада
В 9:43 я снова в своем старом дворе. Подхожу к подъезду и не знаю, что дальше. Зайти? Ждать тут?
Но думать долго не приходится, так как в этот же момент с пиликаньем открывается дверь подъезда и выходят мать и Ева за руку с каким-то мужчиной.
— Ада! — кричит мелкая, вырывая руку у отца. — Я так лада тебя видеть! А я уже почти уговолила папу разрешить мне покрасить волосы в фиолетовый!
— Клево, че! А я в синий хочу перекрасить. Как думаешь, мне пойдет? — как бы мне не хотелось злиться на весь мир, но на это девочку злиться не получается. Я даже треплю ее по ее волосюшкам.
— Здравствуй, Ада.
— Здравствуй, — смотрю на мать. — Здравствуйте! — здороваюсь с мужем моей матери.
Смешно. Это же типа мой отчим? Хотя, раз у матери нет на меня родительских прав, то значит, они мне как бы никто.
Ой, бляяяяя. Почему нельзя выключать мозг по щелчку пальцев? Что бы не думать. Иногда это могло бы намного упростить жизнь.
— Ада, это мой муж — Григорий Федорович, — представляет меня мать мужу.
— Здравствуй, Ада, — протягивает мне руку Григорий, — рад знакомству. Теперь понятно, почему я полночи прятал от дочери фиолетовый маркер, потом фломастер, а потом еще и акварель.
Я жму его руку. И улыбаюсь в ответ на его такую теплую улыбку.
— И вам все равно, что она была пьяницей? Что она бросила меня? — я говорю это тихо, что бы стоящая рядом Ева не слышала.
Григорий удивляет. Он делает один большой шаг — и вот я уже в его объятьях.
— Каждый, Ада, каждый человек может ошибиться. Абсолютно любой. Не ошибается только мертвый. Главное, девочка, осознать. Вполне вероятно, ты тоже ошибешься, или уже ошибалась. Я ошибусь, наверняка, еще ни раз. На то мы и живые люди. Но мы должны делать выводы из своих ошибок. На то мы и homo sapiens. Каждый поступок, совершенный нами — это урок. Как без уроков ты не выучишь предмет, так без уроков — иногда вот таких негативных- ты не научишься жить. И, отвечая на твой вопрос, нет, мне не все равно. Но я вижу силу ее раскаяния. И знаю, что Лиза сделает все, чтобы эта ошибка больше не повторилась.
— А как быть мне? — выбираюсь из его теплых рук. Кажется,
