утром), не ставить обувь и не класть одежду в неположенных местах, не тратить много электричества, не выпускать гулять кошку (в семье была кошка, про которую я забыла упомянуть. Впрочем, и они в официальных бумагах о ней так же не упомянули) и главное, ни за что, ни при каких условиях нельзя было трогать кухню без ведома и присутствия хозяйки. Перекусывать в доме в течение дня, соответственно, подогревать чайник и касаться других кухонных приборов было так же запрещено. Некоторые из правил звучали нормально. Некоторые чем-то отдаленно напоминали мне дом. Но думать об этом времени не было. Меня ждал привычный уже тест и первый день в школе. Бегом позавтракав, я поблагодарила Альберту и побежала на поиски остановки.
Через тридцать минут ужасной тошноты и тряски в автобусе я была в центре. Тихо проклиная про себя сотрудников офиса, я вышла на остановке, стараясь не сильно шататься. Но даже это неприятное происшествие не могло испортить моего прекрасного настроения. Дорогу в школу я конечно хорошо знала, поэтому, не став ждать остальных «новых студентов», поспешила на тест. Сдавать тест каждый раз перед началом учебы было правилом школы. Мне предстояло сдавать его уже в третий раз. Было не жарко. На улице дул ветерок. Небо было чистое, солнце яркое. Я бежала, как по дороге, вымощенной желтым кирпичом, в мой собственный изумрудный город. Бежала, и сердце екало в груди. Там ли он. Когда мы увидимся с ним. Я здесь, я приехала, я бегу к тебе. У меня сердце сейчас из груди выпрыгнет, как я к тебе спешу. Ждешь ли ты меня? Рад ли мне будешь? А я так рада сейчас, как никто. Никто на свете так не рад, наверное, как я сейчас. Но, несмотря на всю радость, я была уверена, что точно не встречу Джейка сегодня. Тесты обычно проходили в другом здании, не там, где велись занятия. Но это было и не так важно, я была уже здесь, и это уже было много. У меня есть целых три месяца. Его я за это время точно найду. Так, наполненная сбивавшими друг друга мыслями, я дошла до нужной двери. Зашла в класс и заняла место у выхода. Класс был огромный и полный только приехавших, «свеженьких» студентов. Все они медленно рассаживались по местам. А я наблюдала за ними. Люди расселись. И нам раздали тесты. Уткнувшись в свой листок, я старалась не отвлекаться. Тут дверь в класс хлопнула, и из-за двери показалась улыбающаяся голова Джейка. В ту же секунду огонь загорелся у меня груди. Ты здесь!! Ты никуда не ушел! С тобой все в порядке! Но что же случилось с тобой тогда? Хотя, это не важно. Ты здесь. А значит, можно теперь все решить, все сделать, все изменить. Он заглянул в класс, улыбнулся и помахал мне. Я улыбнулась в ответ и, еле заметно кивнув, уткнулась обратно в бумаги, всеми силами стараясь заставить свои щеки избавиться от краски, залившей их. Сердце стучало так, как будто сейчас выпрыгнет. Все в порядке. Теперь все в порядке.
В оставшуюся половину дня я Джейка так и не встретила. Но той радости и счастья от осознания того, что он был здесь, было достаточно, чтобы мой день был прекрасным. Я вернулась назад к четырем. Альберта все еще была дома и усиленно убиралась на кухне. Сложилось ощущение, что она вообще из этой кухни и не выходила. Какое-то еле уловимое, такое знакомое чувство внезапно пришло ко мне. Мне вдруг показалось, что где-то я это все уже видела, что эту картину я хорошо знаю. Но день был хороший, настроение тоже, и я не заострила на таких мелочах никакого внимания. Ужин был по расписанию в шесть. Альберта нервно постучала в мою дверь и сказала, что все готово. Я спустилась вниз и тут поняла, что этот ужин был только для меня. Никого за столом больше не было. И только одинокая тарелка с пустыми макаронами ожидала меня на кристально вымытом, сиявшем от какой-то неприятной и навязчивой чистоты, столе. Альберта нервно присела на стул напротив, похоже, следя, чтобы я ничего мне неположенного ненароком не трогала. Все так же возбужденно и нервозно она предложила мне чаю. Я согласилась. Она налила, поставила на стол кетчуп и еще какой-то неизвестный мне соус. И вернулась обратно на свое место, тревожно сверля меня взглядом. Было некомфортно. Нет, меня не смущали макароны, по медицинским показаниям я все равно была на диете. О чем заранее сообщила и Альберте. Так вот, возвращаясь к макаронам, их присутствие в моей тарелке совсем не расстраивало меня. Скорее, наоборот, утешительно уверяло, что мне не грозит умереть от приступа панкреатита. Диета была в то время проблемой, проблемой большой, но я легко с этим справлялась, живя в общежитии. О невозможности готовить самой, проживая в семье, меня не предупредили. Но проблемы я привыкла решать по ходу их поступления. И считала, что со всеми людьми на этой планете, кроме моей мамы, конечно, возможно прийти к компромиссу и договориться. Да и все это казалось таким мелким, незначительным и неважным по сравнению с тем, что я была здесь. Я приехала. Он был здесь. В конце концов, мама с ее вечным рабством была далеко. Об остальном я особенно много не думала.
Так вот… ужин… макароны… Чтобы не чувствовать себя так некомфортно, я завела разговор. Несмотря на некоторую нервозность и странность, Альберта общаться хотела. Создавалось впечатление, что ее никто в этом доме не замечал. Семья состояла из мужа и двух дочерей, примерно моего возраста. Они так же жили в этом доме, но муж, по ее словам, был еще на работе, и дочери возвращались домой позднее. Если быть краткой, я сделала вывод, что вся семья, включая их кошку, обычно ужинает позже, именно поэтому мне лучше поесть сейчас, чтобы к приходу остальных уже закончить. Прожевав макароны и запив их чаем, я поспешила удалиться в свою комнату. Но я привыкла пить много чая, чашка была для меня маловата, и потому перед уходом я машинально потянулась за чайником, чтобы налить еще и забрать свой чай с собой. – «Не трогай чайник!!», – не успела я дотронуться до него, завопила Альберта. «Я сама тебе налью, сама. Вот, – нервно доливая в мою кружку чай, продолжала она. – И не трогай никогда чайник без моего присмотра. Вообще ничего на кухне сама не трогай. Я сама тебе буду все давать, только я!».
«Хорошо…», – растерянно
