получило название в литературе XIX века Р.Киплингом «The Great Game», – «Большая игра» [273]. Хотя факты существования таковой были признаны ещё в XV веке. Документально установлено, что первым это выражение использовал А. Конолли, капитан 6-го Бенгальского полка легкой кавалерии, «смелый, изобретательный и амбициозный» молодой офицер на службе Ост-Индской компании [274].
Участниками «Большой игры» так или иначе, выступали и главы государств, и подчинённые им политики, офицеры, агенты, путешественники, добровольцы исследователи, занимающиеся научной работой, или просто торговлей.
Историк Джеральд Морган полагал, что «Большая игра» являлась скорее воображаемым, чем реальным процессом. Он указал на необходимость перекрёстной верификации [275] разведывательной информации, собранной британскими и русскими военными и политическими агентами на местах, поскольку многие из них преувеличивали, а иногда даже прямо фальсифицировали сведения о «коварных и агрессивных» замыслах своих противников [276], чтобы повысить свою исключительность, служебную значимость и получить под «дополнительные мероприятия» материальное вознаграждение. По словам историка спецслужб А.И. Колпакиди этим обычно «грешили» многие спецслужбы мира.
Существует мнение некоторых историков, что «Большая Игра» имеет конкретные чётко определённые временные пределы, как начала, так и её окончания, – в 1907-м, когда Россия, Британия и Франция заключили союз, создав военно-политический союз в качестве антипода «Тройственному союзу» Германии, Австро-Венгрии и Италии. Хотя и мнение других явно противоположно.
В своём фундаментальном труде «Русские экспедиции в Центральную Азию: организация и снаряжение (1870–1920-е гг.)» д.и.н. А.И. Андреев ёмко и точно охарактеризовал обстановку того времени: «Русские путешественники (точно так же, как и английские) невольно становились участниками этой интригующей, но весьма опасной «игры», в которой они выступали, прежде всего, в роли разведчиков-первопроходцев и пропагандистов России, её культуры, образа жизни и научно-технических достижений, что, в конечном счёте, способствовало распространению русского влияния в ЦА»[277].
Хотелось бы обратить внимание читателей, что в Европе из трёх лидирующих великих держав – Великобритании, Франции и России первые две были разделены острыми, непреодолимыми противоречиями и в любом уголке мира их интересы имели конфликты. Между Францией и Россией не было и не могло быть острых противоречий. Экспансия буржуазной Франции и экспансия русского царизма шли по параллельным, несовпадающим направлениям…Тем самым база для соглашения между двумя великими державами по этой причине всегда сохранялась [278].
Если европейские участники имели в своей основе цели чисто меркантильные, то Россия, имеющая азиатскую территорию, законно пыталась защитить себя от «варварских» набегов со стороны бесконтрольных племён, угрожавших безопасности её населению и путям торговли с внешним миром. Так вели себя некоторые среднеазиатские ханства: всячески настраивали кочевников против России и русских, создавали из обитателей степей разбойничьи шайки, грабившие русские и другие караваны, уводили в рабство торговцев и их помощников [279].
Территориальное расширение подтолкнуло рост экономики России, который значительно ускорился в XIX веке. С одной стороны, большие расходы, которые были связаны с защитой от атак со стороны степей, сократились, и было высвобождено определённое количество средств [280]. При практически постоянной угрозе нападения сельское хозяйство не могло развиваться должным образом, – пустовали степи, страдала и торговля.
Происходило три основных направления российского продвижения на Восток:
Первое – через Западную Сибирь – в сторону Синьцзяна.
Второе – через Восточную Сибирь – к берегам Тихого океана.
Третье – через Центральную Азию, Иран и Афганистан – к Персидскому заливу.
Они сопровождались возведением оборонительных линий, созданием военно-административных постов на подвижной границе, использованием казаков, как передовой пограничной силы, стремлением к последующему упорядочению нормативно – правовых действий относительно новых территорий и, как правило, русификацией местного населения.
Сближение Франции и России, наметившееся в 70-е годы XVIII века, особенно проявилось в ходе войны за независимость американских колоний, когда французы вступили в открытую войну с Англией. Напрасно англичане пытались склонить на свою сторону российскую императрицу. Екатерина II не только не приняла их предложения, но и, возмущённая наглыми действиями британцев на море, подписала 9 июля 1780 года договор с Данией о вооружённом нейтралитете. К этой декларации присоединились позднее Швеция, Голландия, Австрия, Пруссия, Португалия и Неаполитанское королевство. Это был мощнейший удар по попытке британского флота безнаказанно хозяйничать на морях [281].
Первые «замыслы» в России о военной экспедиции в Индию в XVIII веке
Британцы оказали огромное влияние на Индию. В конце XVIII века они сломили европейских колонистов и прочно обосновались в своих колониях. В 1786 г., граф О. Г. Р. Мирабо [282], ставший впоследствии знаменитым, высказывал мысль, что в перспективе русские могут совершить завоевание Индии, и этим они сделают переворот в европейской политике [283]. При этом он указывал конкретное направление первоначального русского движения через Персию: Астрахань – Астрабад [284].
Российский МИД стал предпринимать ряд действий в этом направлении. Многие задания чиновников внешнеполитического ведомства при путешествиях за границу выполняли российские купцы. Можно выделить грузинского купца Рафаила Данибегова (Данибегашвили, Р.Р. Орбели), который занимался не только торговыми делами, но также дипломатической и разведывательной деятельностью [285]. Он совершил две дипломатические поездки из Грузии в Индию.
Первая, начатая в 1795 г., по заданию помощника главы Коллегии Иностранных Дел России А.А. Безбородько, продолжалась почти четыре года. Вторая длилась в 1799–1813 гг. и завершилась в Москве. Данибегов посетил Турцию, Индию, Бирму, Тибет, Синьцзян, Сибирь, а в Индии прожил многие годы [286].
Парадоксально, но первый документально установленный проект похода на Индию был представлен на рассмотрение Екатерины II не каким-либо российским военным стратегом, а принцем Нассауским в 1791 г. Некий французский штабной офицер, занимающийся стратагемами, Рей де Сен Жени, – автор этой схемы, надоумил в Петербурге контр-адмирала Нассау-Зигена, посоветовать русским, атаковать британские владения через Бухару и Кашмир. Однако князь Потемкин, к мнению которого прислушалась императрица, назвал план «бессмысленной авантюрой и фантазией» [287].
Вначале 30-х гг. XIX в. в Центральной Азии, которая ещё недавно казалась Петербургу надёжным и обеспеченным рынком сбыта русских промышленных товаров, появился чрезвычайно опасный и опытный конкурент – Британия. Англичане завершали овладение и колонизацию Индии и начинали искать новые рынки в соседних азиатских государствах. «Можно смело сказать, что до афганской войны и до завоевания Синда и Пенджаба английская торговля с внутренней Азией почти равнялась нулю. Теперь дело обстоит иначе. Острая необходимость беспрерывного расширения торговли – этот fatum, который, словно привидение, преследует современную Англию. Эта неумолимая необходимость принуждает английскую торговлю наступать на Внутреннюю Азию одновременно с двух сторон: с Инда иЧёрногоморя [288].
Ещё в период правления Екатерины II к России окончательно «прирос» Крым
