по даче. Но и те, кто уже жил в квартире Андрея Петровича, и новые соседи по даче были крайне скупы в своих комментариях: «Купили в агентстве, о прошлом хозяине ничего не знаем».
Со временем отец стал вспоминать о них все реже и реже, а в последние годы, в связи с болезнью, позабыл совсем. А она нет. Как и отец, она была более привязана к Андрею Петровичу, но по-другому, можно сказать, была немного в него влюблена; он представлялся ей этаким Зигмундом Фрейдом, мужчиной, демоническим уже в силу своей профессии…
Но после смерти отца она почувствовала себя вдруг такой беззащитной, хотя в кругу подруг и конкурентов слабой никогда не слыла. Более того, и те и другие ее побаивались, потому как она, несмотря на свое обманчивое, по мнению многих, имя, была решительна, как викинг, и бесстрашна, как самурай. И вот, потеряв отца, она вдруг с особой остротой стала вспоминать об Андрее Петровиче. И надо же было такому случиться, чтобы именно в это время он появился из небытия. Правда, немного потрепанный, но не в этом дело…
А вот насчет того, что он говорит… Ее сознание, весь ее пусть не большой, но и не малый жизненный опыт бунтовал и кричал: все это бред! Однако притаившийся где-то очень глубоко червь, точнее даже червячок сомнения, ехидно вопрошал: а что, если вдруг? Ведь если, невзирая на невероятность ситуации, окажется, что это ПРАВДА, тогда… Она даже не может представить, что будет ТОГДА! Первым делом она опубликует новую книгу о Пушкине, в которой его «проекция» расскажет то, что о поэте никто и не знал. Дальше – больше: с помощью психологов она продолжит работу отца и, добившись той же степени погружения в свои вторые «я» у современных «проекций» героев прошлого, составит новую серию «Жизнь замечательных людей», в которой те поведают о «своей» жизни сами…
Осознав вдруг, куда ее занесла фантазия, она, словно отгоняя шальные мысли, потрясла головой.
– Ты мне отказываешь? – по-своему истолковал ее жест Андрей Петрович.
– Нет! – сказала она. – Отметаю сомнения. Поедемте сейчас же и перевезем его на мою новую квартиру. Она тут, в центре, я там практически не живу. Там для него будут все условия. Я дам ему пару охранников и одного из моих водителей. Чтобы они не оставляли его одного. Но у меня тоже есть просьба.
– Ты же помнишь, Любонька, как часто мне доставалось от твоего отца за то, что все твои просьбы и капризы мною всегда воспринимались как закон или приказ. И хотя теперь мои возможности стали намного скромнее, тем не менее повелевай! – улыбнувшись, ответил Андрей Петрович.
– Что ж, ловлю вас на слове, – засмеялась она и, сразу посерьезнев, продолжила: – Дело в том, что вот уже много раз я обращалась мысленно к вам, жалея, что мы потеряли друг друга. Постараюсь объяснить. Вам, как психологу, наверное, будет нетрудно меня понять. Папа был для меня не просто папой. Он заменял мне и мать. Которую я, увы, почти не помню.
И вот после его смерти я почувствовала себя сиротой. Я знаю, что оставляю впечатление уверенной в себе и все знающей бизнес-леди. Но это не так. Точнее, не совсем так. Вы знаете, как часто я плачу в подушку, потому что одна? Нет, не в том плане, что нет рядом мужчины. Это другое. Нет рядом никого, с кем можно было бы почувствовать себя ребенком. Я не знала, что это так важно. Пока папа был жив, я этого не понимала. Потому что этого у меня было вдоволь. А сейчас я чувствую эту нехватку. И ничего не могу поделать, потому что этого купить нельзя. Потому что это должен быть человек, у которого я ползала когда-то на коленях. Такой для меня – только вы. И поэтому только вы можете стать для меня тем, кто мне нужен. И никто, кроме вас, мне в этом не сможет помочь. У меня есть еще одна квартира, и тоже недалеко. Этакая обитель художника или поэта. Там все удобства. Вам не о чем будет беспокоиться. У вас будет достойная зарплата, выше, чем у президента Академии наук. И свой кабинет, рядом с моим, точнее, напротив. Я хочу, чтобы вы были рядом, чтобы мне было с кем посоветоваться. Мне страшно, что я осталась одна. Папа не вмешивался в мою работу. Но я знала, знала, что он у меня есть. Помогите, не оставляйте меня одну…
– Люба, Любонька, – дрожащим голосом ответил Андрей Петрович, – спасибо тебе, что уважила старика. Знаешь, как многое для человека, особенно моей судьбы, означает ощущение того, что ты еще кому-то нужен. Не собачке, которую выбрал ты или которая приблудилась, а человеку, который в принципе может без тебя, может, но в то же время не может… Спасибо тебе… Но вряд ли я смогу быть полезен тебе, не потому, что глуп, а потому, что давно из жизни выпал. Как птенчик из гнезда. Какой же, к черту, я советчик. Вот давеча я с полным знанием людей предположил, что ты войдешь в свой офис через дверь, я полагал, что руководству не к лицу кататься под землей, а ты поехала на парковку…
– Вот вы о чем, – ответила, улыбнувшись, она, – теоретически ход ваших мыслей безукоризненно точен. Вы просто не учли, что руководители стараются как можно меньше бывать на людях. Опасно, знаете ли, конкуренты, партнеры… Словом, лучше почаще перемещаться под землей, тогда больше шансов не оказаться там раньше времени навсегда… Но это частности, которые вы с вашим-то умом постигнете очень быстро.
Андрей Петрович встал и подошел к окну.
– Дай мне время, – сказал он, глядя на улицу. Голос его дрожал. – Пара недель ничего не изменит, а мне нужно подумать, ведь трудно ломать привычную жизнь, даже если она проходит на дне.
– Не больше. – Она умоляюще посмотрела на него. – А затем я спрошу, помните, как спрашивали вы: ну-с, и каков ваш положительный ответ? А пока поедем за нашим Пушкиным, заодно я посмотрю, где мне искать вас, если вы вдруг позабудете обо мне несчастной.
Произнеся это, она сказала в селектор:
– Люся, скажи Виктору: мы выезжаем…
Глава шестая
Большие хлопоты
Нервно барабаня пальцами по лежащей на коленях сумочке, она то и дело поглядывала на обшарпанный подъезд, в котором с полчаса как скрылись ее телохранитель и Андрей Петрович.
Она будто раздвоилась в себе.
Разум, ее вечно холодный разум, спокойно, без каких-либо эмоций
