class="p1">Мы в черные шляпы, перья и голые декольте разукрашены.
Цыганской душе бродяжьей нет лучше сладкой крови влюбленного пажа.
Мы — в зное дикости, в леденящих мурашках.
Я облачусь на сто лет в иллюзорный образ, что гуляет в твоей голове.
Ты с разбегу в пропасть в огне, в омут тяжелой воды в озорстве.
Дам колосков вдохнуть, затерявшихся в сон-траве.
Ты с другой, но еще все в моем колдовстве.
Я ведаю тайну — что значит «женщина».
Чем измеряется и к чему привержена.
С кем ограничена, на ком помешана.
Как развлекается, с кем перемешана.
Где исключения, где просто правила.
Сражается женщина, что звездам представлена.
Она обескровлена, она обезглавлена.
Ее «Вероника» во веки прославила.
ПАРИЖ
Блаженна грешная столица.
Сверкают фары, женский смех.
Меха, шелка на светской львице,
Что раздает себя для всех.
Бродяги, жадно присосавшись,
К бутылке сладкого вина.
За три копейки передравшись,
Вдруг пожелают мне добра.
Чем пахнет ночь у нас в столице?
Столь скверным нынче табаком.
Парфюмом жигало. Девице
Под юбку лезет он тайком.
Из ярких окон черным тени.
И струйка дыма сигарет.
Один из них что проповедник.
Другой, клянясь, дает обет.
Одна лишь кошка с подворотни
Без лжи окончит этот день.
Что Бог подаст — ей все пригодно.
Уснет под оперу «Кармен».
УШЕДШИМ
Уймись, оплаканных не ждут.
Не чокаясь, им посвящают тосты.
И по ночам от боли слезы льют,
А те все просят их во сне забросить.
Оплаканным во храме ставят свечи.
Читают им за упокой канон.
Жалеют все себя по-человечьи.
И просят смерть оставить на потом.
И уходя от каменных надгробий,
Не оборачивай свои глаза назад.
Ведь позовут они тебя в Загробье,
А не успеешь отвести ты взгляд.
Слепая боль утраты растекаясь,
Затопит всех, кто не лелеет жизнь.
Оплаканных не ждут. Покайся,
Чтобы тобой кто также дорожил.
СВАДЕБНАЯ КЛЯТВА
Клянусь любить всех тех, которыми ты станешь.
Заботой полный, не сводить свой взгляд.
Не разжимать ладонь, когда ты вдруг устанешь,
Держать мою. Нас ангелы хранят.
Клянусь я молча просто идти рядом,
Не поворачиваясь на секунду вспять.
Стать для тебя лучом за небесами,
Чтобы Дорогу Жизни мягко освещать.
Клянусь дарить тебе всю нежность.
Не обделять улыбкой, шуткой, остротой.
Быть для тебя единственной надеждой.
Когда все сложно, сразу стать простой.
Клянусь, молиться ежечасно благодати,
Что разольется в нашем доме на Земле.
И где бы мы не оказались, в моей власти
Стать для тебя мне очагом и в феврале.
Клянусь закрыть крылами наших деток,
Что нам подарят в верность за любовь.
Растить в тепле и защищать их слепо,
Наполнить счастьем звон их голосов.
Клянусь, что, если буря, встать с тобою,
Держа вдвоем большой штурвал Судьбы.
Вверяю всю себя тебе, любимый.
Пускай осветят Путь нам маяка огни.
Клянусь, в дождливый полдень и в июнь горячий,
В заснеженный и долгожданный Новый год,
Быть рядом и любить так по-девчачьи!
Да сбудется! Аминь. Во век веков.
НА СЦЕНЕ
Перед его лицом, как пред иконами стою.
Целую руки. О любви его молю.
«Ты знаешь, мое сердце лишь твое».
(Стекают слезы, достаю ружье).
«Мой грех имеет свою прелесть», — говорю.
«Любовь сам Дьявол уважает». (Закурю).
«Она меня прожгла насквозь. Как сигарета,
Что для курящего горит и ждет ответа.
В ответ он умирает от ее огня, спустя года.
Что, спросишь, здесь прекрасного тогда?»
Пройдусь вокруг него, за спину встав.
Он бросится к двери стремглав.
«Хочу, чтоб за мою любовь ты умирал.
Со мной лишь одним воздухом дышал.
Умри, если меня не любишь, мой родной.
И да предстанешь перед Богом ты душой».
Щелчок, гром, дым, паденье тела.
Я подхожу, спускаюсь на колени.
«Как без тебя прожить мне, мой родной?
Клянусь быть связанной с твоей душой».
Щелчок, гром, дым, паденье тела.
С дырой внутри ушла из жизни смело.
ПРОШЛОЕ
Ну вот мы и встретились, нежный мой, милый.
Не жаль, что не мой. Я сама не своя.
Как жаль: мои чувства все еще живы.
К тебе ли? Иль к прошлому, где мы семья?
Мы повстречались на мокрой дорожке.
Пустынной, туманной, вроде бы в полдень.
Едва не прошлись мы ладошка к ладошке,
Остановились мы вровень, но порознь.
Ни слова, ни звука, я точно немая.
А ты лишь короткое: «Здравствуй».
Смятением сжираемая и красной краской,
Пошла вдаль. Куда — я не знаю.
Мне нужно идти, но безумство кричит:
«Останься, побудьте немного».
Но шла я сквозь слезы, не обернувшись.
Едва разглядела дорогу.
СЕВЕР
Ах этот ароматный душный вечер!
Сквозь запах мускуса и тень сирени,
Внутри зашлось надрывно мое сердце
И не глазами я тебя вдруг разглядела.
Мы проливали дорогие вина, пела арфа.
Глаза с прищуром не познали скуки.
О как же было мне приятно
В бриллиантах подавать Вам руки.
Ваш шарм велик, но мои чары больше.
Весь эротизм и романтизм я из себя.
И вот в процессе разговора вдруг по взгляду знали:
В ту ночь тебе и мне не избежать греха.
Пленила я в тот вечер многих,
Но отдалась, конечно же, тебе.
И проходясь по шраму горьким ромом,
Я заливала рану одиночки на тебе.
ИЗ ЖИЗНИ
«Я к тебе не приеду, не жди…»,
— снова я в письме прочитаю.
«Мне дорогу размыли дожди.
И вообще, в другой раз, обещаю».
Прочитав дважды строчку за строчкой,
Отложу я бумагу в сторонку.
«Никогда не поставлю я точку»,
— обреченно смотрю на иконку.
«Ты не жди меня, слушай, я занят.
И не стоит писать мне так часто»,
— снова грудь, как ножом мою ранит.
Я шепчу в голове себе: «Баста!».
«Эй, ну что ты разнылась!
Прекрати свои скорбные письма!
Честно, с глаз моих ты бы скрылась.
Мне не чувства, а эмфемизмы».
День и ночь. Все, как одно.
Без секунд и часов промелькает.
Вроде не изменилось ничто.
Только я теперь, словно другая.
Поднимаю тяжелую голову
И встаю я с полов во весь рост.
Неопрятное нынче здесь логово,
А когда-то здесь целый сад рос.
Вытираю слезы засохшие,
И одежду пора уж сменить.
Собираю я чувства издохшие,
Чтобы заново счастливо жить.
Вновь открою конвертик я
