мыслями, глядя себе под ноги, а не вперед, Ойгор не заметил, что на него смотрит сидящий верхом Охотник, остановившийся на расстоянии трех аилов отсюда.
– Эй, ты чего там? – окликнул Охотник, и Ойгор тревожно вскинул голову.
– Э-э-э… Пряжку с пояса вчера где-то обронил, – ответил он. – Вот думал, может, недалеко от дома.
– В Тайге наверняка, – недоверчиво бросил Охотник и ударил лошадь пятками.
Несколько дней во время охоты Ойгор чувствовал на себе чей-то взгляд, да иногда покачивались сбоку от тропы засохшие и ударенные первыми морозами папоротники. Прошлогодняя удача была по-прежнему при нем. До Охотника, безусловно, ему было далеко, но Ойгор твердо верил, что, если так пойдет, они с Эркеле безбедно проживут следующее лето.
Зима пришла снежная. После особо метельных ночей Ойгор неизменно обнаруживал на пороге аила убитого зайца или куропатку. Разумеется, Эркеле и сама прекрасно понимала, что такое вереница рысьих следов, ведущих к его дому, поэтому только в такую погоду и являлась. Но вздумает кто искать следы, найдет и под заносом. Благо, внимание охотников обострялось, когда они въезжали глубоко в Тайгу, и ослабевало дома. Да и этой зимой большинство из них редко возвращалось в стойбище, предпочитая лесные ночевки, – пушной зверь шел хорошо как никогда.
В один из дней, когда Ойгор в очередной раз почувствовал на себе взгляд, он не выдержал.
– Выходи, Эркеле, я знаю, что ты здесь.
Со стоящего рядом кедра посыпались хвоя и снег. Ойгор поднял голову и приметил среди кедровых лап густой рыжий мех. Рысь спрыгнула и потрусила рядом с лошадью, которую такое соседство в восторг не привело. Она испуганно ржала и пыталась сбросить седока, спотыкаясь и забирая в сторону. Ойгору удалось спешиться и крепко привязать испуганное животное к стволу дерева.
Он отошел подальше, с опаской оглядываясь на следующую за ним рысь. Уселся на снег, подвернув под себя широкий хвост шубы и скрестив ноги. Рысь приблизилась и улеглась, положив морду на колено Ойгора. Ойгор похолодел от страха. Все же перед ним был дикий зверь, один из хозяев Тайги. Средоточие мускулов, силы и ловкости – несмотря на небольшие размеры.
Ойгор осторожно простер руку над головой животного. Рысь тут же резко подалась вверх, толкнув макушкой его ладонь, требуя ласки. Ойгор вздрогнул от ее порывистого движения, но руки не отнял. Он сжимал и разжимал пальцы, поглаживая, почесывая густую шерсть. Рысь блаженно прикрыла глаза, подергивая ушами с длинными кисточками. В порыве чувств зверь отпружинил задними лапами от земли, передними толкнув Ойгора в грудь. Тот повалился в снег, оказавшись не готовым к нападению. Любой другой хищник при такой возможности вгрызся бы человеку в горло, но эта рысь лишь лизнула щеку Ойгора шершавым языком.
– Приходи домой. Какой-нибудь самой вьюжной ночью, – сказал Ойгор, зачерпывая пригоршню снега и посыпая им голову и верхнюю часть спины застывшего над ним зверя.
Рысь встряхнулась, разбрызгивая снежинки во все стороны, и боком прыгнула в сторону, позволяя Ойгору снова сесть.
– Приходи, – повторил он. – Я сдаюсь, я устал бороться с тобой.
Она выбирала ночи темные, безлунные, когда нещадно мело. Ожидание сводило Ойгора с ума. Эркеле прокрадывалась в аил, отряхивая снег с волос, и хищником становился уже Ойгор. Ее кожа пахла хвоей и смолой, и он больше не узнавал себя. Теперь он казался себе тем, кто отражался в колдовских глазах Эркеле: сильным и надежным мужчиной, удачливым и смелым охотником. Он и был таким, но слишком большое значение придавал телесному изъяну. И боль уже не так досаждала ему, и ходить будто бы стало легче.
– Нужно поговорить о важном, – заявила Эркеле в одну из ночей, расслабленно вытягиваясь поверх жаркого одеяла, из-под которого она только что выбралась.
– Не об этом? – спросил Ойгор, кладя руку на ее живот, который уже не был таким плоским, как раньше. – Ты не носишь ребенка?
– Что? Нет! – Эркеле приподняла бровь. – Сытно кушаю в Тайге.
На Ойгора напал смех, и он прижал подушку к лицу, чтобы его не услышало все стойбище.
– Хватит! – Эркеле шлепнула его по бедру. – Я о твоей болезни поговорить хочу.
Он отнял подушку от лица и поморщился.
– То озеро, помнишь? Я хочу отвести тебя туда, – быстро сказала Эркеле, словно не давая себе передумать. – Летом. Сейчас не дойдешь по сугробам.
– Нет, – только и сказал Ойгор.
– Нет? Почему нет? Ноги с виду такими же останутся, конечно, только сильными станут и болеть не будут.
– И ради этого мне забыть, кто я есть? Не говоря уже о том, что, если озеро не примет меня, я умру.
– Примет, – горячо заверила Эркеле. – Ты хороший человек и соблюдаешь таежные законы. Ты добрый. Не знаю больше нужных слов.
Ойгор взял ее за плечи и заглянул в глаза.
– Эркеле, это для смертельно больных людей, у которых нет выхода. Даже если слягу насовсем, я не умру. Твое озеро – последняя надежда для умирающих. У меня еще остается другая надежда. Знаешь, до нашей свадьбы я часто думал, кто ты такая. Может, у тебя есть семья, которая тебя ищет и плачет. Может, у тебя даже есть муж и дети. Теперь-то я знаю, что мужа и детей точно не было…
– Но кто-то отнес меня к озеру… – отозвалась эхом Эркеле. – Где-то живут мои мать, отец или другие родственники. Или еще кто-то, кому я была нужна. Но вдруг я сама уже не та? Вдруг делаю и думаю по-другому?
– Вот видишь. – Ойгор кивнул. – Ты сама это понимаешь. И этого ты хочешь для меня?
– Даже если ты забудешь меня, я хочу, чтобы ты был здоров. – Эркеле мягко освободилась от его рук, опустилась и поцеловала распухшее колено Ойгора. – У тебя ведь буду я. Я тебе расскажу, кто ты.
– Нет. Не хочу и слышать об этом, – отрезал Ойгор.
Эркеле больше не возвращалась к этому разговору, но продолжала думать о нем. Ойгор видел это в ее глазах. Да и сам он носил в голове такие же мысли.
Барсук, сопя и раскидывая передними лапами снег, ловко освободил себе вход в нору. Толстое тело только с виду было неповоротливым. Спасая жизнь, он весьма шустро юркнул в образовавшееся отверстие, но стрела Ойгора все равно вонзилась рядом. Ойгор выругался и в очередной раз подумал, что теперь он в состоянии прокормить хорошего пса. Да, собаку завести стоит, без нее у барсучьей норы нечего и делать. А свежий барсучий жир, как ничто другое, прогревает ноющие суставы и помогает при простуде. Но как же Эркеле? Нет, придется и дальше обходиться без собаки.
День, пожалуй, прошел бессмысленно. Ойгор все время промахивался, будто кто бил по руке, пока он отпускал тетиву. Две впустую пущенные стрелы он так и не отыскал, а из найденных одна оказалась сломанной. Ойгор решил больше не испытывать удачу и вернуться в стойбище, хотя солнце стояло еще высоко.
Возле аила Охотника царило радостное оживление. Несколько оставшихся дома мужчин разглядывали нечто, лежащее на снегу. Завидев Ойгора, один из них замахал ему рукой и крикнул:
– Эй, Ойгор, езжай скорее! Смотри, рысь!
Осторожную лесную кошку убить удавалось нечасто, да охотники и не стремились. Богачи и модницы в стане любили соболя, горностая, а прочие довольствовались сурком, куницей, белкой. Жизнь белого барса – священна для людей гор. Изредка забредавший в эти края полосатый тигр был слишком крупным, чтобы уложить с одного выстрела, не рискуя обратить на себя его ярость. Рыси же осторожничали и человека избегали. Так что лежащая на снегу рысь была редкостью. А про тот странный случай в прошлую зиму все уже позабыли – немало диковинного встречали охотники в Тайге за свою жизнь.
Ойгор почувствовал, как в один краткий миг все в нем умерло. Он спешился и направился к мужчинам, подволакивая правую ногу. Охотник внимательно наблюдал за Ойгором и, похоже, был крайне удовлетворен выражением его лица.
– Я подстрелил, – похвастался Охотник, и его губы медленно растянулись в торжествующей улыбке. – Что скажешь?
– Да он онемел от удивления! А может, от зависти, а, Ойгор? –
