Глава 3.7
Часы глухо пробили полночь, и я торопливо нырнула под одеяло. Постель показалась прохладной. Правда, спустя пару минут стало теплее, и я расслабленно вздохнула и уткнулась в подушку. Тонкий аромат лаванды, исходящий от белья, будто перенес меня в родительский дом, и в памяти сами собой всплыли яркие картинки — светлые комнаты небольшого особняка, заливистое пение птиц в саду, пышные кусты обожаемых матушкой роз и яркая черепица крыши. Я словно вживую увидела маму, раскладывающую по комодам и шкафам саше с засушенными травами. Ощутила прикосновение ее ласковых рук. Услышала высокий нежный голос. «Затягивай плотнее, Софи, — учила она меня, помогая собирать в шелковый мешочек смесь из лаванды и лепестков роз. — Да, вот так, сильно-сильно. А теперь прошепчи наговор, подожди немного и вдохни. Чувствуешь?». Я до сих пор отчетливо помнила свежий горьковатый аромат, пробуждающий в душе память о лете, о долгих солнечных днях, и о счастье, которое тогда казалось чем-то естественным и обычным.
«Ты обязательно будешь счастливой, моя Софи, — часто повторяла мама, выплетая узор из невидимых мне нитей. — Помогай людям, живи честно, и судьба сама приведет тебя туда, куда нужно. Главное, не забывай скрывать свою магию и никогда не снимай кулон». Я и не снимала. К сожалению, в Дартштейне люто ненавидели эри и все, что с ними связано, и женщинам нашего рода приходилось тщательно скрывать свое происхождение. Что поделать? Вопреки расхожему мнению о том, что все эри, пришедшие из-за Грани миров — зло, я твердо знала, что это не так. Да, были среди пришельцев те, кто, переступив Грань, постепенно превращались в чудовищ, наделенных магией разрушения. Но были и такие, как моя прапрабабка. Ткачи судеб. Они предвидели будущее и могли на него повлиять, причем, эта их особенность усилилась при прохождении через Грань. И если в своем мире пра всего лишь предсказывала судьбу и гадала на картах, то в новом — ее дар изменился, позволив усиливать любую магию и влиять на события будущего. Пусть незначительно, но все же. Да и сама сила тоже стала иной — мощной, яркой, сияющей. Она искрила так безудержно, что любой маг мог с легкостью догадаться о ее чужеродности. Нет, поначалу это не считалось чем-то таким уж опасным, да и к эри относились неплохо. Правда, когда по Дартштейну прокатилась страшная волна насилия, в которой оказались замешаны пришельцы, в королевстве приняли закон об истреблении иномирцев. И все изменилось. Грань закрыли при помощи сложного ритуала, а самих эри стали отлавливать и убивать. Однако моей пра удалось выжить. Ей повезло встретить талантливого мага-артефактора, влюбившегося в нее без памяти и укрывшего от преследователей. Он-то и помог моей прапрабабке сохранить секрет иномирного происхождения, создав маскирующий кулон. Тот сдерживал магию, оставаясь невидимым и неощутимым ни для кого, кроме эри, и делал нас неотличимыми от обычных дартов со средним даром.
Я вздохнула и перевернулась на бок. А ведь насколько проще было бы, будь у меня возможность использовать силу на полную мощность! Уверена, лечение Стейна пошло бы намного быстрее. Да и мне не приходилось бы тратить так много сил на заговоры и ритуалы. Жаль, что это неосуществимо…
Растревоженная воспоминаниями и размышлениями о прошлом, я боялась, что долго не смогу уснуть, но стоило мне наконец-то закрыть глаза, как я тут же провалилась в сон. И неожиданно очутилась на лестнице старинного замка. Откуда я знала, что это именно замок? Так ведь темные, испещренные трещинами, каменные стены говорили сами за себя. Как и выщербленные от времени ступени. Они закручивались спиралью и уходили круто вниз, и от одного взгляда на них у меня даже во сне закружилась голова. Я пошатнулась и оперлась рукой о стену. Под ладонью растекся промозглый холод. Он был таким реальным, что, казалось, проникал прямо под кожу, расходился по телу, струился по венам, пытаясь добраться до сердца. И внутри что-то откликалось на этот напор, сдавалось, сплетаясь с незнакомой, обжигающе-ледяной силой.
А потом прямо из-под моих пальцев по стене стали расползаться плети диковинных растений. Они спускались все ниже, исчезая в серой полутьме, обрастали листвой и бутонами, которые прямо на глазах раскрывались, выпуская на волю алые лепестки похожих на лилии цветков. И это буйство красок все сильнее кружило голову, заставляя цепляться за каменную кладку и плотнее прижиматься к стене.
— Иди ко мне… — зазвучал откуда-то многоголосый шепот. — Ну же, скорее…
И я, подчиняясь ему, сделала шаг, потом еще один, и еще. Ступени скользили под босыми ногами, нерукотворные плети, словно вены, наливались и пульсировали в такт моему сердцу, и я чувствовала, что связана с ними, и что мне нужно туда, вниз, к самому основанию замка.
— София! — неожиданно прозвучал смутно знакомый мужской голос. — Ну же, очнитесь!
Лепестки алых цветов встревоженно шевельнулись. Стебли отпрянули, словно испугавшись обладателя голоса, но тут же вновь прильнули к моим рукам, оплелись вокруг запястий, пытаясь удержать, и я услышала безмолвную мольбу: — «Не уходи! Останься с нами!»
— Софи! Да откройте же вы глаза!
Мне показалось, что мужчина сердится.
— Рес! — подтверждая мои мысли, выругался он, а спустя мгновение на моих губах алым цветком расцвел поцелуй.
И в тот же миг растения на стенах поблекли, призывный шепот исчез, а я открыла глаза и наткнулась на встревоженный взгляд абсолютно черных глаз.
— Вы?
Я удивленно уставилась на склонившегося надо мной Стейна и нахмурилась, пытаясь понять, был ли поцелуй на самом деле, или он мне всего лишь привиделся.
— Что вы здесь делаете?
— Пытаюсь вас разбудить, — глядя на меня с непонятным выражением, сказал «муж».
— Зачем?
— Что вам снилось? — не ответив, спросил Стейн.
Его рубашка оказалась расстегнута, и вид поросшей волосами груди неожиданно заставил меня покраснеть. И я тут же рассердилась на себя за этот неуместный порыв. «Ты ведь сестра, Софи! — мысленно одернула себя. — Не хватало еще смущаться при виде обнаженного пациента!»
Если бы еще воспринимать Стейна исключительно пациентом…
— Софи? — не отставал тот.
— Какая разница? Это неважно.
— Позвольте, я сам решу, что важно, а что нет. Итак, я жду ответа, София.
Я смотрела на «мужа» и не торопилась отвечать.
За окном сияла полная луна. Ее свет заливал комнату, оседая на волосах Стейна серебристыми бликами, выхватывал из темноты широкие плечи и мощную шею, скользил по лицу, придавая ему необычную, хищную красоту.
— И все-таки объясните, что вы делаете в моей комнате? — постаравшись не думать о том, что Стейн похож на знаменитого актера Герберта Лейна, чьими афишами пестрел весь Бреголь, спросила лорда.
— В вашей?
Стейн иронично приподнял бровь, а я невольно задумалась. Как это у него выходит? У меня вот так ни разу не получилось. Или две брови одновременно поднимаются, или выходит какая-то глупая гримаса. А чтобы иронично и высокомерно одновременно — это прям талант иметь нужно.
