его голос дрогнул.
– Вы и ваша сестра забыли, что за все долги приходится платить.
– У моей сестры нет долгов!
– Конечно. С тех пор как господин Сан скончался и ваша сестра взяла управление в свои руки, когда-то почтенная, но бедная семья расцвела. И все благодаря талантам вашей сестры.
– Моя сестра пользуется уважением всего Хэши!
– Верно, говорят, после смерти госпожи Сан в родовой книге оставят запись о том, что она стала спасителем семьи. Вот только никто не знает, что госпожа Сан – убийца.
– Ложь! Что еще готовы выдумать люди Бай Сина?
– Ложь? Разве я посмела бы лгать вам теперь, когда вскоре будет подписан ваш смертный приговор? Вы все еще не знаете, кто я, и поэтому так бросаетесь словами.
– Убирайся! Кем бы ты ни была, любой, кто будет клеветать на госпожу Сан, умрет!
– Поэтому и вам лучше умереть. Как думаете, господин наместник, если ваша сестра не пожалела жизни собственного мужа, будет ли она рисковать всем ради вас?
– Убирайся!
– А помните, как много лет назад вы любили приезжать погостить в Хэши? Кажется, вы были большим любителем хорошего вина и танцев. Кажется, вы даже возжелали старшую дочь господина Сана, юную падчерицу вашей сестры. Она была прелестна, не правда ли?
– Замолчи! – дрогнул.
– Девочка так мешала вашей сестре, что вы предложили чудесный план…
– Замолчи! Сейчас же!
– Знаете, что это был за план?
– Кто ты такая?
– Вы продали юную госпожу в весенний дом, а отцу сказали, будто она сбежала с неизвестным, запятнав честь рода.
– Ты… ты…
– Если я знаю об этом, думаете, я не знаю, как госпожа Сан отравила мужа?
– Ты… ты ведь не…
– Вам лучше не произносить ее имени.
– Она…
– Я не она. Поэтому вы умрете. В вашем приговоре будет сказано, что вы жалкий вор, обманувший доверие людей и самого императора, но вы умрете, потому что от вашей души несет гнилью.
– Это лишь слова! Пустые слова очередной девки! – Он смеялся. Он пытался прогнать страх смехом, но не мог совладать с моей улыбкой.
– Ваша сестра откажется помогать вам. Она не впустит посланников и не сделает ничего, чтобы оправдать вас.
– Ты не знаешь мою сестру!
– Она уже получила весть о том, что ее брат просчитался, и теперь сам генерал Лин явился, чтобы вершить правосудие. Она знает, что, если попытается вам помочь, погибнет. Думаете, господин Чи пощадит ее, если расследование приведет от ее дел к его? Подумайте, господин Цзюэ, она уже заставила вас совершить предательство. Разве вы не колебались, решаясь на ее безумный план? Разве вы не пытались отговорить ее? Но вы слишком преданный брат, и ваша сестра знает слишком много о ваших слабостях. Вы просто не смогли отказать ей. И теперь топор занесен над вашей шеей. Думаете, ваша сестра не предвидела такого исхода? И все же решилась рискнуть вами.
– Ты лжешь!
– Вашей сестре наверняка пришлось шантажировать вас, чтобы вы пошли на такое, верно?
– Кто посмеет шантажировать императорского наместника? Думаешь, если моей сестре будет нужно зерно, ей придется заходить так далеко?
– Неужели ей и правда пришлось просить вас на коленях?
Его глаза блеснули торжеством. Старшая сестра впервые унизилась перед ним. И это было лучшее воспоминание, которое грело его змеиную душу в городской тюрьме.
– Вашей сестре и правда повезло иметь такого почтительного брата. Она лишь просит, и вы отдаете ей все зерно города. Это и правда поразительно!
– Это зерно не было так уж важно.
– Ведь вы знали, что, если Шаньлу будет голодать, Учение Лотоса все равно пришлет продовольствие.
– Бай Син – напыщенный дурак, который строит из себя праведника! Он накормил город, и никто бы не стал вспоминать те пожары. Зима прошла, и все заняты новыми посевами.
– Но вы просчитались. Помимо праведников есть и дьяволицы. Это я нашла ваши тайники, а теперь отправила послание вашей сестре о том, что вы сознались и готовы потянуть ее за собой. Ее и господина Чи Дяня.
– Что?
– У вас есть лишь два пути: сознаться и принять императорский указ о наказании либо ждать, пока люди господина Чи отрежут язык, чтобы вы не кричали, а когда ваши глаза увидят разорение дома госпожи Сан, выколют глаза и отправят в навозную яму.
– Ты…
– Я повторю, вы ошиблись. Глава Бай был слишком занят, чтобы загнать вас в тупик, но у меня было достаточно времени, чтобы сшить для вас сеть. – Мой шепот шел судорогой по его лицу. – Ваша сестра рассчитывает на вас, ведь вы еще можете послужить ей. Хотя бы своей смертью. Вы же знаете, что господину Чи ничего не стоит избавиться от нее. А вы в любом случае скоро отправитесь кормить червей.
Он больше не проклинал меня. Его воспаленные глаза блуждали по стенам. Он решался, уже понимая, что продолжать упорствовать бессмысленно. Теперь, когда он не знал, какие еще ловушки были расставлены мной.
– Ты лжешь!
Последняя попытка, но его глаза уже дрожали. Я вглядывалась в них несколько минут. Ни раскаяния, ни стыда. Только страх за свою жалкую жизнь.
За стенкой писарь держал бумагу, давая засохнуть чернилам. Генерал Лин хмурился и только покачивал головой. Я могла представить даже его сомкнутые руки. Когда я вышла из камеры наместника Цзюэ, то слилась с темнотой, выскользнув из здания тюрьмы.
20
– Фэнь-цзе, Фэнь-цзе! – Хуань нетерпеливо тряс меня за руку.
Я уснула на заднем дворе под колыбельную сливового вина, оставленного Цзянь Фэнем на особый случай. Сегодня был хороший день. И я не хотела просыпаться.
– Фэнь-цзе! Ты умерла?
Мальчик осторожно понюхал пустой кувшин и начал вытряхивать из него последние капли.
– Сестрица! Что с тобой?
– Сестрица жива. – Я нехотя поднялась и забрала из его рук сосуд.
– Я подумал, тебя отравили.
Его перепуганные глаза осторожно всматривались в мое лицо, будто я могла тут же разлететься пылью.
– Сяо Хуань, в этом мире есть яды, но есть и противоядия.
Я присела и взяла его руку. Теплая, с новыми мозолями, и когда только он успел насобирать их? Я начертила на его ладони иероглиф «яд», стерла его и написала «противоядие».
– Чувствуешь: второе слово длиннее, второе слово – жизнь, жизнь всегда побеждает смерть.
– Неправда.
Он опустил глаза.
– Они умерли.
Они. По дрожи его руки я поняла, что он мог говорить только о своей семье.
– Кто-то отравил их? – прошептала я, все еще не отпуская его руку.
Он кивнул.
– Но ты жив.
Он кивнул.
– Они умерли, но знали,
