Книга Они будут жить с нами - Амелия Борн

Эйфория первых минут схлынула. Я начинала осознавать, в какой именно ситуации оказалась. Денег кот наплакал, с работы придется уйти. Приживусь ли у Олега в ресторане и не скажет ли мне он, что передумал и не возьмет меня хотя бы на испытательный срок — непонятно. А сейчас у меня даже нет возможности куда-то привести Никиту, и появится ли жилье в течение этого дня, который люди наверняка собираются посвятить совсем не общению с новыми постояльцами — большой вопрос.

Итак… сначала надо отыскать запасной вариант. Номер в недорогой гостинице, желательно с питанием. Следом уже начать обзванивать тех, кто сдавал комнату. Ну а после смириться с мыслью, что вновь буду жить в коммуналке, из которой едва-едва удалось выбраться. Так что ничего иного не оставалось, как воспринимать происходящее как большое приключение.

— Будешь еще какао? — спросила я у сына.

Тот кивнул и я, сделав заказ, принялась за обзвон.

В итоге, через пару часов у меня было с десяток отсеянных вариантов и всего две комнаты, которые подходили нам по описанию и общению с хозяевами. Одна — в трехкомнатной квартире. Вторая — в двушке, принадлежащей какой-то старушке. Конечно, возникала вероятность, что бабуле не так уж долго осталось, после чего на жилье будут претендовать ее родственники. Но, как говорится, кто не рискует, тот не находит себе уголок, в котором так отчаянно нуждается.

— Идем, — сказала я Никитке, который уже начал засыпать — сказывались последствия болезни и ранний подъем. — Как только остановимся в гостях, сразу завалимся и выспимся, хорошо?

Сын нахмурил бровки, но задавать вопросов не стал и сейчас. Походы в гости он любил, а остальное я ему как-нибудь позже объясню.

Подхватив сумку, я вышла из кафе, держа сына за руку, и мы с ним направились на поиски нашего нового дома.

Трехкомнатная квартира не понравилась мне сразу. Вроде бы на первый взгляд ничего необычного, но… То, какая атмосфера окружила нас с сыном, стоило нам только переступить порог, будто бы пробуждало все инстинкты, которые буквально вопили: «Бегите!».

Нас встретила тоненькая, словно иссушенная, женщина без возраста. Вот так сразу невозможно было сказать — тридцать ей лет или пятьдесят.

Она поспешно закрыла дверь в одну из комнат, мимо которой мы проходили, стала лихорадочно-оживленно рассказывать о том, как хорошо жить в квартире, как они заделали все швы, и теперь из окон почти не дует. Как поменяли плиты на кухне и у нас с сыном будет аж целых две конфорки для личного пользования.

Я успела заметить грязные пятки кого-то, кто спал под коротким засаленным пледом, пока направлялась смотреть наше потенциальное жилище. Наскоро осмотрела помещение, а сама желала только одного — сбежать и побыстрее.

— Спасибо, я позвоню вам через пару часов. Нам нужно посмотреть еще один объект, — крепко сжимая ручонку притихшего сына, сказала женщине.

Та поджала тонкие бескровные губы, воззрилась на нас с явным неодобрением.

— Ладно. Буду ждать. Но знайте — таких предложений на рынке больше нет.

Выдохнуть свободно я смогла только когда мы оказались на морозном воздухе, который отрезвил.

А вот вторая квартира оказалась очень миленькой и уютной. Ее владелица, женщина лет семидесяти, напомнила мне бабушку. Образ маминой мамы не особо отпечатался у меня в голове, но я, при взгляде на эту женщину, которую звали Зоя Владимировна, испытала какое-то странное щемящее чувство.

— Вот тут комнатка у меня готова, — сказала она, показывая небольшое, но очень светлое и какое-то радостное помещение. — Махонькая, но вы разместитесь. Я как узнала, что маленький тут жить будет, кушеточку передвинула. Чтобы удобнее к нему вставать было.

Меблировка состояла из односпальной кровати, рядом с которой стояла обитая флоком кушетка. Здесь также были старинный столик с зеркалом, узкий шкаф и табурет. На полу — овальный ковер перед кроватью.

— Скромно все очень, но я после смерти Толи ничем заниматься не стала. Он здесь не жил, вы не подумайте! — сказала Зоя Владимировна, хотя я ни о чем ее не спрашивала. — Мы вот в моей комнате обитали. Толя — это муж мой. Так вот его два года как нет, а я одна мыкаться уже устала.

Пока я, кивая на рассказ хозяйки квартиры, осматривала кухню, мне начал названивать Николай. Черт! О том, что муж станет изводить меня звонками, я как-то не подумала. Отправить его в черный список? Вполне правильно. Но, я была уверена, Коля найдет способ и возможность начать названивать мне и с других номеров. Потому мне нужно было решить этот вопрос кардинально и попросту сменить номер.

— Зоя Владимировна, — обратилась я к хозяйке квартиры, когда мы вернулись к комнате, которую она сдавала. — Я думаю, что Никитка сам сделал окончательный выбор, — указала на сына, что вовсю клевал носом, сидя на кушетке.

Возможно, я ошибалась и не стоило делать столь поспешных выводов. Но мне было комфортно и в этой квартире, и при общении с Зоей Владимировной.

Подойдя к Никите, я быстро стянула с него комбинезон. Сын, повернувшись набок, сладко засопел. Его тут же укрыла пледом хозяйка квартиры. Выглядела она при этом так, словно только что получила главный приз в своей жизни.

— Так что, если вы не против, мы остаемся, — добавила я тише.

— Ох! Конечно, я не против, — тоже понизив голос, ответила Зоя Владимировна.

Я поднялась с кушетки и окинула новое жилище быстрым взглядом. Мне все здесь было по душе. Именно так, как я того и желала.

— Я отойду минут на двадцать, хорошо? — после некоторого колебания спросила у старушки.

Та закивала.

— Иди, девочка, я пригляжу за ним.

Еще немного посомневавшись в том, что поступаю верно, вот так вот оставляя ребенка с незнакомым человеком, я напомнила себе, что доверять людям все же стоит. А через двадцать минут, став обладательницей нового телефонного номера и прикупив немного продуктов, вернулась в свой новый дом.

Никитка мирно спал, из кухни доносились умопомрачительные запахи свежей домашней еды. Я присела на край кушетки и, постучав телефоном по раскрытой ладони, задумалась о том, что теперь мне нужно сесть и уведомить тех, кто должен был об этом знать, что я сменила номер.

Первым делом я позвонила Олегу.

Глава 25

Сушняк, оторопь, непонимание — это были три первых чувства-спутника Николая, когда он открыл глаза первого января. В квартире уже было полумрачно — значит, наступил вечер. Раньше Коля никогда не позволял себе так сильно набухиваться,