а там и посмотрим, что нам делать.
Он вернулся быстро с двумя стаканами чая: дежурная, несмотря на ночное время, услужливо предлагала редким постояльцам гостиницы весь скромный перечень услуг – чай, кофе, утюг, гладильную доску.
Чай, точнее, кипяток, был не сладким, к нему полагались три кусочка рафинада и маленькая мельхиоровая ложечка. Отец старательно размешал сахар, стараясь при этом не стучать ложкой о края стакана, а потом опустил на верёвочке чайный пакетик. Вера отметила, что отец делает всё наоборот, ведь сначала надо заварить чай, а только потом сахарить. Ей даже показалось, что всё это происходит не наяву, что она находится в кинотеатре и там показывают какой-то старый, чёрно-белый фильм. В полутёмной комнате сутуловатый седой мужчина в чёрных суконных брюках, тёмной рубашке и сером вязаном жилете ворожит над странной жидкостью, жидкость покачивается из стороны в сторону и с каждой секундой становится всё темнее и темнее. Отчего нет ярких красок? Или это от плотных штор, не пропускающих свет?
Она пила чай без всякой охоты, чтобы не обижать отца. Боль вернулась и стала резче.
– Верочка, потерпи, родная, я уже вызвал неотложку, скоро будет, – сказал Егор и погладил дочь по голове.
Операционная
События следующего часа решили всё.
Врач сказал, что начались схватки, Верочку отправили в родильное отделение, Егор остался ждать. Он страшно переживал за дочь.
– Вы поезжайте домой, родит она не скоро, – посоветовала дежурная. – Вот наш телефон, по нему звоните и узнавайте, кто родился. Первые роды, это часов через десять-двенадцать, не раньше.
– Спасибо. Я здесь побуду, – сказал Егор.
Он присел на краешек стула. Вдруг ему отчётливо послышался голос дочери. Егор даже встряхнул головой, подумал, что от разыгравшихся нервов происходит это. Однако крик усилился, и тогда он скинул с себя пальтишко, задвинул подальше под стул неуклюжие зимние ботинки и побежал в носках по лестнице на этот зовущий, отчаянный голос.
– Папа, папочка, папа! – кричала Верочка, что есть мочи.
– Я здесь, доченька! Не бойся, я с тобой, родная моя! – громко сказал он, распахивая настежь дверь операционной.
Верочка увидела отца.
– Папа, как хорошо, что ты есть у меня, – сказала тихо-тихо и улыбнулась ему.
Егор хотел было подойти к дочке, но чьи-то сильные руки в резиновых перчатках подхватили его сзади и буквально выволокли в коридор. Дверь операционной закрыли изнутри на ключ.
– Вы что себе позволяете, мужчина?!! Здесь же стерильная чистота должна быть, стерильная! – взвыла над его ухом, словно сирена, женщина в белом халате, колпаке и марлевой маске на лице. – Немедленно уходите, пока главврач не увидела. Безобразие какое! Совсем распустились мужья, готовы на стол влезть к роженицам!
– Я отец Веры. У неё больше никого нет.
– Мужчина, я по-русски объясняю Вам: здесь о-пе-ра-ционная! Нельзя! Внизу ждите, в приёмной.
Он спустился вниз в полном смятении, думая только о дочери, и так и сидел в носках, мысленно уставившись в одну точку.
Дежурная подошла к нему:
– Мужчина, оденьтесь, а то простудитесь. Пол у нас кафельный, ледяной.
Он не разобрал её слов, подумал, что Верочка родила, вскочил с места:
– Мальчик или девочка?
– Я же говорила, это не так скоро, – ответила дежурная.
– А сколько уже прошло?
– Один час.
Егор снова погрузился в себя, не чувствуя времени, оно перестало существовать. Он бы сидел так и сутки, и другие, ему было не привыкать ждать. Для кого-то ожидание – это отчаяние, безнадёга, а для Егора, всю жизнь терпеливо, по минутке, отсчитывающего дни до будущей встречи с дочерью, какие-то десять часов казались сущим пустяком.
Медицинский спирт
Он вздрогнул от неожиданности, когда медсестра слегка дотронулась до его плеча, предложила одеть белый халат и следовать за ней. Мысли вихрем закружились в голове, он был готов расплакаться от переполнявших эмоций. Сейчас увидит Верочку и малыша, ему позволили! Боже, какая радость!
Они подошли к кабинету с табличкой «Главный врач», медсестра провела его внутрь и удалилась.
Егор чуть было не начал извиняться за то, что тогда ворвался в операционную без разрешения, но главный врач, женщина примерно его лет, заметив сильное волнение мужчины и расценив его по-своему, сразу достала из шкафа какую-то склянку и графин.
– Я Вам налью спирта, отпейте немного, – сказала она и разбавила медицинскую жидкость водой. – Девочка родилась, доношенная, здоровенькая, вес три килограмма, рост пятьдесят сантиметров.
Егор и не пил вовсе, а тут на радостях моментально опустошил всю мензурку. Спирт, даже разбавленный, оказался слишком жгучим, крепким, сразу замутил голову, но и нервное напряжение ушло.
Он не сразу понял, о чём говорит эта врачиха, что пытается ему объяснить, не разобрался он и в тексте, с которым она предлагала ознакомиться. Буквы скакали перед его глазами, как сумасшедшие, ни установить их на место, ни уловить их смысл он не мог.
– Подпишите, что ознакомились и не имеете претензий к медицинскому персоналу и учреждению, – настойчиво требовала женщина. – Это очень важно сделать по горячим следам, понимаете меня?
А Егор не читал и не подписывал, он вообще ничего не понимал. Зачем его напоили и что от него хотят?
– Мне бы Верочку Удальцову увидеть прямо сейчас, пару слов сказать ей, что никуда не уеду, буду ждать выписки, чтобы она не переживала, – твердил он. – Вы уж, позвольте, пожалуйста, хоть минуточку посмотреть на неё, мы же с ней самые родные люди на свете! Очень Вас прошу!
– Мужчина, о чём Вы говорите?!! Как будто не слышите меня!
Нет, он не слышал, он не хотел слушать. Он думал только о Верочке. Она подарила ему внучку! Это же какое счастье свершилось!
– Вы отказываетесь подписывать? – звучал издалека занудный голос главврача, мешавший ему думать о счастье.
– Да, отказываюсь, отказываюсь, – машинально повторял он.
– Будете требовать разбирательства?
– Буду, буду. Да, надо разобраться. Обязательно надо.
– Тогда нам не о чём больше говорить с Вами.
– Конечно, не о чём. А выписка когда? Когда Верочку выпишут?
– Немедленно покиньте мой кабинет! – приказала врач и демонстративно распахнула дверь настежь.
Егор не помнил, как он оказался в гостинице.
Глава девятнадцатая
Взросление
Леночка всегда чувствовала себя неуверенно с мужчинами, стеснялась их, но в этот раз начала разговор первой.
Очень уж располагающим, искренним был этот человек, неожиданно встретившийся на её пути, да и кукла в руках внучки никак не выходила из головы. Лена была уверена в том, что подобных совпадений не бывает, значит, и Синди в голубом вязаном шарфике – именно та куколка, которую когда-то она дарила Вере Удальцовой по случаю её дня рождения, а мама этой крошечной дедовой внучечки – бывшая подруга.
– Я могу увидеться с мамой малышки? Скорее всего, мы – сокурсницы, и она училась в том же институте, что и я.
Глаза Егора Ивановича мгновенно стали печальными.
– Встретиться с ней не получится. Я Вам, Леночка, расскажу эту историю как-нибудь в другой раз, если Вы не возражаете.
Они обменялись адресами, телефонами и договорились о встрече через неделю.
Лена пригласила Егора Ивановича к себе, и он, любивший точность, прибыл в гости без единой минуты опоздания.
Ужастик
Внучку очень заинтересовал музыкальный инструмент, девочка с усердием водила пальчиками по клавишам, а клавиши отзывались незнакомыми ей звуками – то резкими и громкими, то глухими и тихими, это забавляло маленькую пианистку, и она старалась ещё сильнее.
Одинокая Леночкина квартира сразу наполнилась живительной энергией детского присутствия, милой суетой и счастливым смехом восторженного ребёнка.
Гостья смеялась по-особенному: тоненько-тоненько и очень звонко, будто колокольчик ведёт свою собственную мелодию, отличную от басистого фортепиано. Иногда она прерывала свои импровизации, чтобы потрогать чёрные и белые клавиши, ощутить их приятную, глянцевую поверхность, залезть кончиками пальчиков в диезы и бемоли, опуститься вниз, к педалям, придавить каждую из них ладошкой и с хитрой полуулыбкой замереть в ожидании чуда.
Пока малышка
