— четыре угловые секунды. Каковы габариты Ваших конструкций? В пределах пятнадцати метров? Ну что же, мы укладываемся в один миллиметр. Плюс неточности установки прибора — в общем, мы готовы вести эту работу с заявленной Вами точностью. Но поймите меня правильно, мы же только измерители. Схему измерений для нас разрабатывают проектировщики, и мы следуем ей. Так что Вам на каждую Вашу конструкцию придется разрабатывать схему контроля. Вы это понимаете?
— Да, конечно, понимаю, Виктор Никодимович, поверьте, я всё организую. Но нам нужны постоянно четыре геодезиста. Завод работает в три смены, и в каждой смене нужен геодезист.
— Ну что же, найду я Вам четырех самых лучших. Плюс инженера на две недели, чтобы вместе с Вами отработать всё до мелочей. Договор я вышлю в течение недели. Годится? Только учтите и предупредите Ваше руководство — мы достаточно дорогие специалисты.
11
Сергей вернулся из Москвы в пятницу, и у них со Светланой выдались два светлых летних дня.
— И никаких заводов! — строго заявила Света.
В субботу они отправились за город — загорать и купаться. Правда, без завода не обошлось. Маршрутка шла до проходной завода, а оттуда, от остановки, — наискосок, пешком, по тропинке. Этот августовский, позднего лета, день обещал быть тихим, солнечным, и на Сергея вдруг снизошло ощущение грустной невесомости. В Москве он ожидал встретить жестокое сопротивление и почти не надеялся на удачу. Сергей хорошо знал коридоры и кабинеты чиновников от науки. Барски снисходительное отношение к этим провинциалам. «У Вас, простите, какое научное звание? Ах, инженер. Ну что же, похвально, похвально. И чего же Вы от нас хотите? Принять Ваши пожелания? Ах, простите, требования… ну что же, что же, у нас институт научно-исследовательский, мы откликаемся на запросы заводов. Оставьте Ваше письмо, мы, конечно, проработаем Ваши… хмм… предложения, вышлем Вам договор на проведение изысканий, в скором времени. Нет, наведываться к нам нет необходимости, мы Вам ответим, обязательно ответим». И дело застревает надолго и безнадежно в коридорах науки. Тогда нужно подключать высокое строительное начальство, и начинается длительная борьба, когда приходится зубами выгрызать каждый пункт, каждый параграф, торчать в институте неделями. А у Сергея не было для этого ни времени, ни возможностей. Он уже рассчитывал рискнуть и начать изготовление, не дожидаясь институтских техусловий, по тем требованиям, что они разработали с Кузьминым. Никуда эти московские ученые не денутся, примут задним числом. И вдруг такая удача — встретиться с Белопольским, может быть, последним динозавром из вымирающей советской научной школы. И в «Юстасе» найти такое понимание… Сергей чувствовал себя этаким скалолазом — ползешь, напрягая силы, всё вверх, вверх, обдирая локти, на тебя сверху сыплются камни, больно бьют по голове, нет конца этой круче… и вдруг, неожиданно, подъем оканчивается, и ты на перевале, впереди, внизу — голубая дымка, освещенная солнцем. Там склон обрывается в невесомость, тебе больше не нужно собирать в кулак оставшиеся силы. Ты достиг! Не нужно больше напрягаться, но по инерции еще напряжены мышцы, нужно расслабиться, и наступает состояние душевной невесомости. Но это временная передышка, с началом новой недели на Сергея навалятся новые проблемы, и несть им числа. Но это начнется послезавтра, а пока — блаженная пора полной пустоты в голове.
Тропинка вилась, огибая заборчик зоны отдыха, откуда доносился приглушенный шум людского скопления, слева к тропинке подступали кусты ивы и какая-то необычайно высокая трава, но всё это зеленое великолепие вдруг расступилось, и перед Сергеем и Светой распахнулся простор реки. Северский Донец разливался здесь широкими затонами, и в них отражалось небо, где с упоительной неторопливостью плыли сливочно-белые комья облаков. Звенящая тишина, пронизанная светом и медленным кружением.
Сергею хотелось лежать молча, ни о чем не думая, и только смотреть на стадо овечек-облаков, с деловитостью шествующих навстречу такому же стаду, отраженному в речной глади. Молчала и Света. У нее был редкий среди женщин дар — не сыпать бесконечной шелухой слов, уметь слушать тишину. Не рассказывает муж подробно о своих мужских делах — значит, не пришло время, не уложились эти дела в четкую систему. Придет время и настроение.
Но сколько можно лежать без движения? Солнце начало припекать. Сергей вскочил, с разгону прыгнул в воду, обжегшую прохладой его истомленное тело, нырнул глубоко, затаив дыхание, выскочил на поверхность, широкими гребками брассом устремился вдаль, к тому берегу, пока усталость не начала сковывать мышцы, затем перевернулся на спину и долго-долго лежал, чуть шевеля ногами, чувствуя, как возвращаются к нему силы, и с ними — желание жить, бороться, творить.
Они не захотели идти обедать в кафе в зоне отдыха, перекусили захваченными из дома бутербродами и долго бродили по берегу, ощущая подошвами влажный песок, шлепая по мелким волнам, набегавшим на песок. Они были одни в этом мире, сотканном из воды, песка, света и тишины, куда-то далеко отодвинулись заботы, дела, дети, внуки…
А на воскресенье Света зазвала гостей, конечно, Диму и Галю Николаевых. На прошлой неделе, когда Сергей пропадал в Москве, Светлана по наущению Гали купила в крутом гипермаркете чудо-печь First. Собственно, это была летающая тарелка, выловленная из космоса и прирученная для домашнего пользования. Круглая, стеклянная, с красной мордой инопланетянина на крышке. Так вот, если ее решетку заполнить кусочками лосося, включить вилкой в сеть, пощелкать глазами-переключателями чудовища, а затем нажать на потайную кнопку, тарелка загорается ярким неземным светом. Спустя установленное время космический свет гаснет, поднимается крышка, и в ноздри нетерпеливых наблюдателей ударяет божественный, неземной запах запеченного лосося. Какая женщина устоит перед таким представлением! Открыта бутылка белого испанского вина, открыты окна, выходящие на берег Вязелки… После второго бокала Сергей воодушевился и читал стихи собственного сочинения, пришедшие к нему по случаю женитьбы старшего внука, о чем дочь сообщила по телефону. Был он немножко поэтом, и друзья прощали ему эту слабость.
Ты помнишь, цвели каштаны и расцветала сирень,
Солнце било нам в окна в этот весенний день.
— Здравствуй, бабушка Света, — я крикнул тебе с порога.
— Что за глупые шутки, — меня спросила ты строго.
— И чего ради ты расшутился вдруг?
Я ответил: —Какие там шутки, у нас сегодня родился внук!
Много бурь с тех пор прошумело над моей и твоей головой,
У меня голова поседела, да и ты стала иной.
Вот уж женятся наши внуки, но по-прежнему я хочу,
Чтобы ты всегда прижималась головой к моему плечу.
Кто-то скажет: какие уж нежности
На восьмом-то десятке лет?
Мол, пора уж подумать
