мы все скоро станем авиаторами. Почти выучил старшина. Я даже рулями пробовал действовать. Так что, если курс обучения успеем закончить, можем летчиками стать.
Все сдержанно засмеялись.
— С вами, Птахин, лучше не начинать разговор, — сказал командир полка. — Не выкрутишься. Ну, а как, старшина, у вас дела?
Чурсин коротко рассказал.
— Кран нелегко добыть. У нас нет, — заметил комполка. — Домкраты — это, пожалуй, неплохо. А не поднимая нельзя разобрать самолет?
— Нет. Вернее, можно, но для этого надо рубить обшивку, портить. Да мы быстро поднимем. Такие ребята!..
— Все же грузить без крана нельзя. Это ясно. Ну, придумаем что-нибудь. Только наших артиллеристов не очень мучайте. Мне рассказывали, они сами вызвались помочь. Но для них трудно — после ночи досыпают у пушек.
— Никак нет, товарищ командир, — вмешался Птахин. — Мы теперь смены организовали. Принес одно бревно за ночь — вот и все, выполнил задачу.
— Добровольно-принудительно?
Птахин развел руками:
— Только добровольно! Загубипалец, а ну, скажи, верно говорю?
— Оно конешно. Та совесть у каждого е.
— Верю, верю. На войне у солдата совесть как на ладошке — со всех сторон видна, — пошутил командир полка. — Поеду, старшина. А вы действуйте. Кран будет…
ТРАССЫ ПРОНИЗЫВАЮТ НЕБО
Когда подняли самолет на метр, Чурсин решил — достаточно. Он показал артиллеристам, какие ряды шурупов на плоскости надо вывинчивать в первую очередь.
Птахин повозился с одним шурупом, с другим, чертыхнулся:
— Вот скаженные, как Мыкола говорит! Не даются, а их же тут с тысячу будет!
Чурсин рассмеялся:
— Если на первом споткнулся, то действительно покажется их с тысячу. Ничего, привыкай. Сам напросился!
— А плоскость не отвалится, когда все шурупы вывернем? — поинтересовался Загубипалец.
— Шурупы держат только обшивку. Вернее, ленту, под которой находится стык плоскости с центропланом. Вот ее снимем, обнажим лонжероны. На них все крепится. Потом надо отсоединить тяги управления, трубопроводы, электропроводку. Ленты снимать легко. Вот с моторами труднее. Повозиться придется…
В молчании трудились долго. Наконец старшина объявил перерыв.
Отошли в сторону, прикрываясь полами шинелей, закурили.
Над головами, невидимый в темноте, прогудел моторами «чужак» — так солдаты называли вражеские самолеты. Вскоре на севере вспыхнули «светляки».
— Густо повесил, — сказал Птахин. — Похоже…
Последние слова заглушили разрывы. Мглу прорезали тонкие лучи прожекторов. Они долго шарили по небу, пока нащупали «юнкерс». Десятки пулеметных трасс пронизали ночную темноту. Трассы дробились, пересекались. Казалось, вражеский бомбардировщик должен неминуемо быть уничтоженным. Но нет, маленькая, в лучах словно молочная, фигурка самолета постепенно ушла от цели.
Один за другим погасли прожекторы. Но через минуту они зажглись вновь: на станцию вышел второй бомбардировщик.
— Теперь пойдут один за другим, — угрюмо сказал Птахин. — Видал такое под Смоленском.
— Так то ж область, а тут, подумаешь, станция крохотная! — возразил артиллерист, сидевший на плоскости.
— Значит, нашли там что-нибудь важное, черти…
Молча смотрели, как вражеские бомбардировщики один за другим выходили на цель.
И вдруг в небе вспыхнул маленький красный огонек. Он начал падать ниже, ниже, разрастался, потом, не долетев до земли, вспыхнул огромным оранжевым клубом. На мгновение лица стоявших у самолета осветил отблеск мощного взрыва.
— Здорово! — воскликнул Птахин. — Сбили-таки!
— Только мало — один всего, — вздохнул кто-то.
— И то дило! — рассудительно заметил Загубипалец.
Вражеские самолеты продолжали выходить на станцию.
— Вот гады! — сквозь зубы процедил Птахин. И тут же забеспокоился: — Время, товарищ старшина. Нам пора уходить. Неспроста «юнкерсы» взлетались!
— Конечно, идите. Я сам тут поработаю.
Загубипалец задержался дольше всех.
— Вы бы, товарищ старшина, поспали…
Чурсин вспомнил о кожаном мате в штурманской кабине, почувствовал, что еле стоит на ногах от усталости. Но дело не ждало. Где уж тут спать, когда разборка самолета только начиналась.
Артиллеристы ушли. Замер шорох их шагов в густой траве, исчезли силуэты. А вдалеке над станцией продолжали плясать ниточки разноцветных трасс, тяжелый грохот взрывов потрясал воздух.
НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ
Перед рассветом Чурсин задремал в штурманской кабине. Приснилось ему, что попал он под водопад и ледяная вода с грохотом сваливается на него откуда-то сверху. Очнулся и еле смог повернуться — занемели ноги, спина.
В стекла, обшивку ударяли воздушные волны. «Артиллерийская подготовка!» — спохватился старшина. Тут же он удивился проницательности Птахина, заранее предугадавшего события следующего дня.
Старшина выскочил из кабины. Лес на западе дымил. Он не горел, нет, а именно дымил распыленной землей, вздыбленной вверх разрывами сотен снарядов. Особенно густым мрачное черное облако было там, где лес пересекала грейдерная дорога.
«Будут прорываться через лес! — решил старшина. — Будут!»
Он колебался только мгновение. Потом побежал. Уже на полпути оглянулся назад, на бомбардировщик. Жаль, но сейчас не до него.
Все ближе опушка леса, и вместе с ней все ближе становились разрывы. Один снаряд разорвался неподалеку. Чурсин упал, перевернулся через голову. Понял: бежать в полный рост — значит испытывать свою судьбу. Дальше продвигался уже короткими перебежками.
У штабной землянки, где когда-то старшина разговаривал с заместителем командира полка, никого не было. Тогда он направился к батарее, в которой служили Птахин и Загубипалец.
Орудия Птахина не оказалось на месте, солдат — тоже. Тщательно замаскированная до этого артиллерийская ячейка зияла вспоротым нутром земли, ветви хвои были беспорядочно разбросаны вокруг. У ниши для снарядов Чурсин заметил в укрытии солдата. Старшина растянулся рядом с ним.
— Где орудие? — закричал он.
Солдат беззвучно открыл рот, пошевелил губами.
— Где, я тебя спрашиваю?
И опять Чурсин ничего не услышал. Не сразу догадался, что от непрерывных разрывов снарядов он оглох.
Солдат показал рукой вперед.
— На прямую наводку вышли?
Артиллерист утвердительно кивнул головой.
Чурсин приподнялся, чтобы идти к передовой, но солдат грубо удержал его за полу куртки, в самое ухо, как глухонемому, прокричал:
— Смерти хочешь? Жди конца обстрела, тогда…
Совсем рядом, у окопа, возле пушистой березки, мгновенно возник огромный черный столб. Березка чудовищно увеличилась в размере, надвинулась. Ударная волна отбросила старшину на край окопа. Теряя сознание, он почувствовал, как чем-то мокрым хлестнуло по лицу.
Очнулся Чурсин все с тем же ощущением боли. Над ним на коленях стоял солдат и тер ему ладонями уши.
— Смотришь? — по одним губам разобрал Чурсин слово, которое несколько раз повторил артиллерист. Он взмахнул руками, потом повернулся, показал на валявшееся рядом дерево. Чурсин догадался: артиллерист рассказывает, как на него упала березка.
Старшина встал. Голова не кружилась, на ногах он держался довольно твердо. Солдат потянул было снова за полу куртки, но сделал это нерешительно, тут же отпустил, стал рядом. Так и пошли вперед плечо к плечу.
Сделав несколько шагов, артиллерист быстро вернулся назад, взял ящик со снарядами. Тогда Чурсин подхватил второй.
Прошли
