— Видите ли, ваше высочество, — медленно произнесла девушка, — меня лишает аппетита мысль, что вы отложите мое возвращение домой. Не отрицайте — все обвинения с меня сняты. Ваш брат даже награду предлагал, — сдала она Третьего.
— И что вы выбрали? — живо заинтересовался Фильярг.
Юля задумалась. А ведь действительно было одно, что стоило попросить:
— Вы так быстро, — запнулась, подбирая слово, — вернули Аля домой, что забыли его подарки.
А ведь она выбирала их, тратила деньги. Неприятно думать, что они остались брошенными на скамейке.
— Вы о том странном гладком предмете с вещами? Это не награда. К тому же его забрали, проверили и доставили в комнаты его высочества. Возможно наше знакомство, Ю-лия, началось не слишком хорошо, но я не теряю надежды убедить вас, что мы не звери.
— Забавно, — хмыкнула девушка, смотря, как Четвертый выкладывает на ее тарелку кусочки чего-то красного, политого белым соусом, — но я никогда не считала вас зверьми. Просто мы разные, ваше высочество, и, боюсь, мне никогда вас не понять. А непонимание — страшная вещь.
— Я помню, вы просили держаться от вас подальше, — понизив голос до интимного шепота, проговорил Фильярг, — но я за вас отвечаю, так что придется смириться с моим присутствием.
Вот как, — прикусила губу Юля. Надсмотрщик, значит. Ну-ну.
— Кстати, почему именно вы? У вас так много родственников, — обвела рукой зал, — можно сказать, слишком много.
— О да, — согласился Филь, — много. Но шестая мать из рода моей матери. С Альгаром мы родственники не только по отцу, но и по матерям.
Видимо, это что-то значило для Совенка. Юле оставалось же принять тот факт, что именно Четвертый отвечает за Шестого, а значит и за нее. А еще Четвертый ловко перевел тему, не ответив на поставленный вопрос. Сердце кольнуло дурное предчувствие. Если так, — тряхнула головой девушка, — они еще пожалеют о своем решении. Она вернется домой, даже если для этого придется разнести дворец.
На приеме Юля с Совенком не задержались. Деть быстро наелся, заскучал, потом начал зевать, и девушка вспомнила о распорядке дня. Вдобавок голова болела все сильней, и непонятно был ли тому виной мыслевик или богатый на впечатления день, но Юля с жалостью была вынуждена прервать рассказ Фильярга. Она с удовольствием бы послушала еще — его высочество как раз перешел к истории Первозданной империи, но сил терпеть больше не было. Их отпустили.
Как в тумане Юля добралась до покоев Совенка. Помогла умыться сонному детю, уложила в кровать, побаловала засыпающего ребенка сказкой, поправила одеяло, поцеловала в щечку, потом в лобик. Полюбовалась сопящим чудом. Сердце дрогнуло, напоминая, что завтра она оставит Совенка. И не помогли здравые рассуждения, что такая привязанность ненормальна. Боль потери ввинчивалась под лопатку, перехватывая дыхания, билась в висок. И Юля осталась, села на пол рядом с кроватью, взяв детскую ладошку в свою руку. Прикрыла на секунду глаза.
Проснулась от того, что шею скрутила боль. Встала, разминая. Кажется, она проспала пару часов и надо возвращаться к себе. Бросила последний взгляд на сладко спящего Совенка, запрещая себе будить ребенка поцелуем.
Вышла в пустой коридор, засомневалась — куда? Убедила себя повернуть налево. Потом направо. Увидев знакомые ступеньки, взбодрилась и уже смело толкнула дверь с веночком в углу узора.
Шагнула в темноту, и сомнение заставило замедлить шаг. А если ошиблась? И вместо своей комнаты она вломилась в чужую? Вдруг этих дверей с веночком много? Скудное освещение от ночника не позволяло опознать покои, и девушка замерла в нерешительности.
Так, Юля, не тормози, — одернула себя сердито, — ты оставила кроссовки около кровати. Единственные, япона мать, в этом мире кроссовки. Так иди и проверь.
На цыпочках, не дыша, двинулась в сторону, где по ее подсчетам должна была находиться спальня. Шаг, еще шаг. Легкий шорох справа заставил шарахнуться в сторону, налететь на какую-то мебель, ойкнуть, а потом ее снесло в сторону, впечатало в стену горячим телом, заблокировало, а шее знакомо коснулся холод лезвия.
— Свет, — скомандовали над ухом.
Юля моргнула, щурясь. Над ухом хмыкнули, а потом издевательски протянули:
— И почему я не удивлен? Мне говорили, что женщины вашего мира смелы и бесстрашны, но я не знал, что настолько.
Лезвие ножа было убрано, а вот Четвертый убираться не спешил. Он был обнажен по пояс и стоял слишком близко, что это можно было игнорировать. Воздуха вдруг стало резко не хватать, Юля прерывисто вздохнула. Тело у Четвертого было великолепным, сразу видно — он не просиживал дни в кабинете. Шрам-ожог над левой грудью, еще один косой на ребрах намекали, что жизнь принцев не так сладка, как кажется. И руки зачесались — дотронуться, ощутить, как под пальцами перекатываются упругие мышцы.
— Так насколько вы бесстрашны, Ю-лия? — спросил Фильярг, явно вкладывая иной смысл в свой вопрос, потому как одна его рука зарылась в волосы девушки, вторая прочертила дорожку от виска к подбородку. Осознание — она в комнате одна с полуголым мужчиной, взбодрило не хуже энергетика. Сон слетел кубарем. Юля проснулась, прибила бабочек, от которых внизу живота уже разлилось приятное томление, а руки спрятала за спину — от греха подальше.
— Я не к вам, я мимо проходила, — собственный голос звучал хрипло и незнакомо, — ошиблась дверью.
— Какая, — пауза, и палец очертил границу ее губ, — приятная ошибка.
Ей ожидаемо не поверили. То есть его высочество на сто процентов уверен, что она добровольно среди ночи заявилась в его спальню. Вот же… контуженный. Неужели непонятно, что девушка не врет?
— Я так рад, — склонился ниже, и легкая паника накрыла Юлю.
— Филь, — начала, но продолжить ей не дали, закрыв рот поцелуем. Его высочество целовался так, что на какое-то время Юля потеряла связь с реальностью. Он слегка пах алкоголем и мятой. Руки действовали уверенно, обнимая, лаская. И девушка вынуждена была уцепиться за плечи, чтобы не упасть — в ногах наблюдалась слабость. А мысли невольно скакнули на бывшего — сравнивая. Хотя как можно сравнивать железо с пластилином? Бывший был мягким, податливым, нежным и аккуратным, а Юле порой хотелось ощутить безоговорочную уверенность, самой стать нежной и слабой. Не думать за двоих. Не решать самой. Но не здесь и не с этим мужчиной. Сердце заныло, требуя остаться. Ему было плевать на доводы разума, пришлось напомнить, что она понятие не имеет о местных обычаях. И проведенная вместе ночь вполне может означать замужество без права покинуть мужа.
Оттолкнула, и мужчина среагировал чутко, отодвинулся, вглядываясь в глаза. Радужка его серых глаз потеплела, заливаясь золотом. И это окончательно отрезвило.
— Неужели во дворце закончились женщины, которых ты еще не пробовал, Филь?
Встрепанный, в слабо освещенной спальне, с желтыми глазами его высочество удивительно напоминал собой филина. Крайне злого и недовольного филина.
