До закрытия магазина, в который спешила Ангелина Петровна,оставалось полчаса.
«Успею, – решила она, – хотя, конечно, напрасноводителя отпустила, он такие тайные тропы знает!»
На всякий случай позвонила в магазин, попросила еедождаться.
Дождались. Она опоздала на две минуты.
Открывая дверь в бутик, Ангелина Петровна представила себе,что управляющая магазином стоит у входа и, как судья секундомер, держит в рукахее вожделенный «Турбийон». За 240 тысяч евро. С ремешком из кожи аллигатора сзолотой застежкой.
Часы – мечта, часы – настроение, часы – романтика. АнгелинаПетровна заказала их шесть месяцев тому назад.
– Поздравляем! – произнесла управляющая с такойулыбкой, с какой обычно вносят торт со свечами.
– Спасибо, – ответила Ангелина Петровна и поискалаблестящими глазами свою обнову.
– Вот они. – Управляющая взмахнула рукой, словноволшебница, и продавщица вынесла в зал огромную квадратную коробку. Открыла.
– Циферблат из австралийского опала. Как вы и хотели.
Застежка часов захлопнулась на запястье легко и изящно, исамо запястье стало как будто тоньше и нежнее.
Аркаша позвонил, когда Ангелина Петровна уже садилась вмашину.
– Привет, тигренок, – улыбнулась Ангелина Петровнатрубке, часам, Аркаше, заходу солнца, гаишнику и собственным мыслям.
– Привет. Я отлично поплавал. А ты где была? Я позвонилсначала на работу…
– В «Третьяковке».
– Да? Здорово. Что-нибудь купила?
– Пришли мои часы.
– Поздравляю! Это надо отпраздновать!
– Давай.
– Что-нибудь китайское?
– «Шатуш»!
– Отлично! Сначала салат с уткой, потом роллы, потомкальян виноград с клубникой.
– Я буду через двадцать минут.
Аркаша был в сиреневой рубашке, рваных джинсах и с мокрымипосле бассейна волосами. Волосы слегка завивались в кудряшки, их хотелосьтрогать руками, накручивать на палец, ерошить, а потом заново приглаживать.
Обычно ничего подобного в ресторанах Ангелина Петровна себене позволяла.
Но сегодня был какой-то особенный день. Все казалосьвозможным, настоящим и правильным.
Аркаша пускал клубы виноградного дыма и снисходительноулыбался.
– Часы делают твои ручки шаловливыми. Можно, ты будешьпочаще покупать себе часы?
– Это ты делаешь мои ручки шаловливыми. Это ты вседелаешь! Ты! Ты! Ты!
– Ну, хорошо – я. Мне это даже нравится.
– А мне нравишься ты.
– А мне теплые роллы.
– А мне ты и теплые роллы, только если есть их с тобой.
– А мне если с тобой, то можно и без роллов.
– Врешь!
– Не вру!
– В Москву привезли Пабло Пикассо, портрет «Анхеля деСото».
– Да?
– Ага. Его будут продавать на Christie's через парумесяцев. Стартовая цена – 60 миллионов.
– Ого!
– Не ого, а ого-го! Это же Пикассо! Помнишь, я подарилтебе альбом?
Официантка в короткой бежевой юбочке принесла два бокалашампанского.
– Помню. «Девочка на шаре».
– Умница. И в особняке Шехтеля на Тверской будетзакрытый прием. Туда привезут картину. Нам обязательно надо попасть в список.Слышишь?
– Зачем? – Ангелина Петровна нахмурилась. –Я, например, не собираюсь покупать ничего, что стоит 60 миллионов. Тем болеекартину. Ты, по-моему, тоже.
– Об этом можешь мне не напоминать! – Аркашаотодвинул свой бокал, отвернулся в сторону. Вода в колбе кальяна забулькала,заполняя паузу в разговоре.
– Аркаша! Не начинай! Прошу тебя. Просто ты долженпонимать, что там соберутся люди, которые будут потенциальными покупателями. Ачто там должна буду делать я? Притворяться, что тоже прикидываю, подходит лимне этот портрет под мои занавески?
– Смотреть! – воскликнул Аркаша, и соседний столудивленно оглянулся на него. – Наслаждаться! Это удивительное полотно! Оноуедет в частную коллекцию, и ты больше никогда не сможешь увидеть его! Понимаешь?Ты, может быть, будешь жалеть об этом всю жизнь!
– Аркаша, котенок, успокойся.
– Не называй меня котенком!
– Хорошо. Успокойся. – Ангелина Петровна прикуриласигарету на длинном, одного цвета с ремешком от часов мундштуке.
– Я хочу видеть эту работу.
– Это неприлично. Мы не можем туда пойти.
– Неприлично хотеть увидеть шедевр?
– Давай не будем ссориться.
– Я все равно попаду туда!
Ангелина Петровна вздохнула.
– Хорошо. Я постараюсь что-нибудь придумать, надоузнать, кто организовывает прием.
– Ты – чудо!
– А ты – как маленький ребенок!
– Ты – самая лучшая! Я без тебя умру!
– По-моему, ты умрешь без Пикассо.
Циферблат часов тускло отсвечивал низкое пламя свечи настоле, аллигатор нежно поглаживал кожу. Аркашины волосы высохли, беспорядочнымилоконами падали на глаза, которые были так широко распахнуты, словно всявселенная умещалась в одном их взгляде.
– Ты – чудо! – прошептала Ангелина Петровна,сдувая с Аркашиного уха прядки волос.
– Я люблю тебя, – прошептал Аркаша и выпустил дымдвумя аккуратными колечками. Они одновременно воспарили над столом, намгновение переплелись так, как переплетаются кольца на свадебных автомобилях, ирастворились в и без того насыщенном воздухе ночного московского ресторана.
23
Капля за каплей, в этой белой комнате с диваном в стилехай-тек, в Марусю вливали не лекарство, как думала медсестра в реперскоишапочке, это были воспоминания.
Она и Ее Великая Первая Любовь едут к Марусиной бабушке. Этоее, Маруси, гениальное изобретение. Под названием: «Где срочно взять деньги впятницу вечером? »
Приехать к бабушке. Со своей Великой Первой Любовью. Слегкапригладить ему волосы в лифте и настроиться не хихикать.
Бабушка рада неожиданной встрече, тем более что она толькочто слушала радио. Про наркоманов. И очень переживает по этому поводу.
– Ты не принимаешь наркотики? – Она пытливозаглядывает внучке в глаза.
– Да ты что, бабуль! – успокаивает Маруся, итолько после этого бабуля обращает внимание на молодого человека.
