Я прибыл в Басру, когда военное присутствие Британии в городе подходило к концу, хоть и не потому, что больше там нечего было делать. Британские войска отступили на запасную оперативную базу в аэропорту Басры, и наш полевой госпиталь был размещен в шатре. Армия все еще совершала вылазки в Басру на БМП[46], но потери от заложенных на дорогах бомб становились слишком большими. Помимо угрозы от самодельных взрывных устройств на дорогах, на оперативную базу ежедневно сыпались реактивные снаряды и артиллерийские мины. За шесть недель того лета только на базе четырнадцать человек были убиты и не менее шестидесяти – ранены. Взвывали сирены, возвещая о предстоящем обстреле, и все на базе быстро надевали каски и бронежилеты и падали на землю, прячась под или за любым предметом, способным выдержать удар осколка разорвавшегося снаряда.
Приходилось принимать странную позу, почти как у эмбриона, поджав руки под туловище, спрятав голову в каске и как можно сильнее подогнув ноги. Когда поднималась тревога, меня охватывало странное чувство – всем было слышно звук приземляющихся мин, и порой они падали совсем близко, но мне неизменно казалось, что ни одна из них ни за что не попадет в меня и не причинит никакого вреда. Я словно думал: «Со мной такого точно не случится». Нас защищала система противоракетной обороны под названием «фаланга», изначально предназначенная для кораблей военно-морского флота. Она состоит из активируемых датчиками пулеметов, призванных перехватывать подлетающие снаряды. Система захватывает в качестве цели выпущенную в сторону базы ракету или мину. Все это сопровождается звуком, напоминающим фейерверк, только длится он намного дольше – говорили, что система смогла уничтожить почти три четверти всех выпущенных в базу снарядов.
Мы частенько оказывались в операционной на полу, оставив лежать на столе пациента, в то время как сверху градом сыпались снаряды.
Нам всем повезло остаться в живых. Обстрелы угрожали хирургической бригаде не меньше, чем всем остальным, но сплоченность была нашим главным козырем. Не меньше радовал товарищеский дух, царивший среди военных медиков. Во время гуманитарных миссий я зачастую оказывался единственным хирургом там, куда меня заносило, а иногда еще и единственным британцем, что порой вызывало чувство одиночества и даже приводило к натянутым отношениям.
Здесь же подобных культурных различий не было, и в условиях армии мне больше всего понравилось то, что все прошли одинаковую подготовку: мы все окончили курсы, на которых нас научили обращаться с оружием и объяснили, что делать в случае засады. Кроме того, мы понимали порядок подчиненности во время обстрела. Военно-медицинская подготовка включает продвинутый курс по оказанию экстренной помощи при травмах и обслуживанию раненых во время боестолкновений. Впоследствии медицинская служба ВВС Великобритании создала учебный курс по военно-полевой хирургии, и весь хирургический персонал проходил его перед отправкой в Афганистан. Когда же я направился в Ирак в 2007 году, ничего подобного не было. Врачебная бригада на авиабазе в Басре состояла из хирурга общей практики, хирурга-ортопеда, анестезиологов, операционных медсестер и санитаров, которые обслуживали пациентов в палатах. Кроме того, у нас были младшие врачи, рентгенологи и физиотерапевты.
МЫ ПОСТОЯННО БЫЛИ ПРИ ДЕЛЕ И ЧАСТО ПРОВОДИЛИ ОПЕРАЦИИ В КАСКАХ И БРОНЕЖИЛЕТАХ, ПОКА БАЗУ ОСЫПАЛИ СНАРЯДЫ. ОПЕРАЦИОННАЯ НАШЕГО ПОЛЕВОГО ГОСПИТАЛЯ ПОРОЙ НАПОМИНАЛА ПОДСОБКУ МЯСНОЙ ЛАВКИ.
То, насколько напряженной была эта миссия, наглядно продемонстрировал один кошмарный день. В моей комнате сломался кондиционер, и я перебрался в другую, расположенную по соседству с жилым корпусом, где размещался наземный состав Королевских ВВС. В тот день, 19 июля 2007 года, я зачем-то возился в своей комнате с фотоаппаратом, как вдруг раздался сигнал тревоги. У меня до сих пор хранится фотография момента попадания большого минометного снаряда в соседний жилой корпус. В тот день уже было совершено по меньшей мере полдюжины неприцельных обстрелов, но, к счастью, никто не пострадал и в госпитале было довольно спокойно. Когда же приземлился минометный снаряд, я уже знал, что потери будут огромными. Старшие рядовые авиации[47] Мэтью Колуэлл, Питер Макферран и Кристофер Дансмор погибли на месте, многие другие получили ранения. Мой пейджер затрезвонил, и я поспешил в приемный покой.
Начали быстро поступать пострадавшие. Один был тяжело ранен в руку: все кости вокруг локтя были раздроблены, равно как и мягкие ткани, включая мышцы, нервы и артерии. Его реанимировали, и мы с хирургом-ортопедом занялись его случаем. На войне хирург-ортопед разбирается с костями, в то время как хирург общей практики занимается мягкими тканями. Я был уверен, что получится восстановить кровеносные сосуды. Рядовой[48] потерял значительную часть мышц руки, но я не сомневался, что все равно смогу вернуть насыщенную кислородом кровь обратно в руку, выполнив артериальное шунтирование.
Главной проблемой было то, что нервы были сильно повреждены, а кости значительно разрушены. Я хотел спасти ему руку, но хирург-ортопед настаивал на ампутации. У обоих вариантов были свои плюсы и минусы, и идеального решения попросту не нашлось, однако хирург всегда стремится сделать для своего пациента все возможное. Ситуация зашла в тупик, и атмосфера стала стремительно накаляться. За операционным столом разгорелся ожесточенный спор по поводу того, как следует поступить с пациентом. Мы никак не могли прийти к единому мнению, а анестезиолог тем временем все больше переживал, поскольку пациент потерял изрядное количество крови.
В конце концов хирург-ортопед победил, и мы ампутировали руку. Наверное, такое решение было правильным: все нервы были повреждены, и потребовалась бы операция по их пересадке, успех которой не гарантирован. Скорее всего, его еще долго мучили бы сильнейшие боли, а кисть и предплечье могли остаться полностью парализованными. Как бы то ни было, старший рядовой Джон-Аллан Баттерворт завоевал три серебряные медали по велоспорту на Паралимпийских играх 2012 года в Лондоне и золотую медаль на Играх 2016 года в Рио-де-Жанейро, а также собрал тысячи фунтов стерлингов на благотворительность.
Хоть иногда у меня и расходились взгляды с коллегами, опыт оказания экстренной помощи в армейских условиях стал настоящим откровением. Война уже давно признана двигателем технического прогресса: в попытке заполучить преимущество над врагом воюющие страны вкладывают огромные ресурсы.
ВМЕСТЕ С ТЕМ ЕСТЬ И ДРУГИЕ, БОЛЕЕ БЛАГОПРИЯТНЫЕ ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ, ОДНИМ ИЗ КОТОРЫХ СТАЛО РАЗВИТИЕ ХИРУРГИЧЕСКОЙ МЕТОДИКИ ВО ВРЕМЯ ВОЙН В ИРАКЕ И АФГАНИСТАНЕ, ПОЛУЧИВШЕЙ НАЗВАНИЕ КОНТРОЛЯ ПОВРЕЖДЕНИЙ.
Чем больше я узнаю о человеческом теле, тем больше поражаюсь механизмам его работы. Вся суть крови – в обеспечении жизненно важных органов кислородом, и при значительной кровопотере организм теряет способность обеспечивать их необходимым его объемом, из-за чего органы начинают отказывать. Все клетки организма нуждаются в кислороде для выработки тепла – этот процесс называется аэробным дыханием. При недостатке кислорода клетки не в состоянии производить энергию, и температура тела падает. Попутно также происходит выделение молочной кислоты, которая, в свою очередь, повышает кислотность крови. Для всех химических реакций в нашем организме требуется нормальная температура и нейтральная кислотность. Таким образом, в результате большой кровопотери человек становится холодным, а кровотечение усиливается, поскольку отвечающие за свертывание крови ферменты перестают выполнять свои функции. Холодная и кислая кровь, помимо прочего, губительно воздействует на сердце, которое теряет производительность, в результате чего в органы поступает еще меньше кислорода.
