при беглом осмотре это то, что фотографии относились не только к вскрытию. На части фотокарточек было зафиксировано положение тел на момент прибытия фотографа (по прикидкам Хольгера это было пятого апреля). Так как Шлиттенбауэр передвигал тела в сарае, фотографии, сделанные там, особой пользы принести не могли, но вот положение тел домработницы и младенца можно было установить точно.
Мария Баумгартнер лежала на животе поперек кровати. Возможно, убийца заставил ее отвернуться, перед тем как нанес удар, а возможно, подкрался к женщине сзади. Мальчик же был убит прямо в коляске – об этом свидетельствовало большое пятно крови на подушке в коляске. Глаза ребенка были закрыты, скорее всего, смерть настигла его во сне.
Хольгер отложил карточки с младенцем и Марией и принялся за фотографии, сделанные перед вскрытием. На общем плане были видны столы, очевидно, вытащенные из дома, а также приспособленные из дверей. На столах лежали шесть тел. На этой же карточке Хольгер увидел Аумюллера и человека, который был, чуть ли не на полметра, ниже доктора. «Возможно, юрист Ней».
Андреас Грубер был крепким коренастым мужчиной. Запекшаяся кровь и начавшиеся посмертные изменения не позволили Вюншу распознать черты его лица. Все, что он мог понять по фотокарточкам – это то, что у Андреаса были густые брови и пышные усы, а также светлые, возможно, седые волосы. В целом, несмотря на преклонный возраст, он производил впечатление физически сильного человека.
Рана на правой половине головы была страшной. Удар был настолько сокрушительным, что сразу пробил череп и привел к мгновенной смерти. Хольгер надеялся, что при осмотре фотографий у него появятся идеи относительно орудия убийства, однако по Андреасу сказать больше, чем уже было сказано в отчете доктором, Вюншу не удалось. Действительно – тяжелый острый предмет.
На фотографии туловища были видны гематомы, но понять когда и как они появились, Хольгер не мог. Зато он сразу смог определить синяк, который, по предположению доктора Аумюллера, мог быть оставлен сапогом. Он выделялся на правом боку Грубера. Причем, форма синяка напоминала не носок сапога, что говорило бы о том, что убийца пнул Андреаса, а именно подошву, что могло указывать на то, что убийца наступил на уже лежавшее тело. К сожалению Вюнша, крупного плана этого участка кожи не было, а по тому, который был, нельзя было рассмотреть, какая у сапога была подошва.
На следующей карточке взгляду Хольгера предстало тело Цицилии. Ее голова превратилась в кровавое месиво, из которого торчали клочки светлых волос и костей. Согласно отчету, убийца нанес ей семь ударов. «Возможно, Андреаса он всерьез опасался – что и не удивительно – потому убил его резко, быстро, можно сказать профессионально, а вот с остальными покуражился…» По ее повреждениям судить об орудии тоже не получалось.
В целом же Цицилия была намного меньше своего мужа. Не удивительно, что она боялась оказать Андреасу сопротивление, когда он насиловал дочь. На теле были следы борьбы, ногти были обломаны. Скорее всего, первый удар не убил Цицилию, и преступнику пришлось повалить ее на землю и нанести еще несколько.
На следующем столе лежала Виктория. Хольгер сразу отметил, что она не похожа ни на отца, ни на мать цветом волос – у Виктории они были темными.
Пропорционально сложенная, с большой грудью – судя по всему, она была красивой. Однако, как и с родителями Виктории, сказать что-то определенное о чертах ее лица было затруднительно: согласно отчету Аумюллера, на голове Виктории было обнаружено девять крестообразных ран, однако Вюншу по фотографиям установить число ран наверняка было трудно – вся голова была сплошной раной. С трудом разобравшись в волосах, крови, костях и мозгах, Хольгер смог увидеть проломы, по форме действительно напоминающие крест. «Это явно другое орудие. То, чем убили Андреаса, имело продолговатую острую кромку, а здесь было что-то иное…» – Вюнш чувствовал, что уже где-то видел подобные раны, но как не силился вспомнить, ничего конкретного в голову не приходило.
След от сапога, описанный Аумюллером в своих записях, Хольгер разглядел не сразу и тут же понял, почему доктор не включил его в отчет. На ребрах с левой стороны действительно был виден синяк, скорее всего оставленный акцентированным ударом, но насчет того, что он оставлен сапогом у Вюнша были серьезные сомнения.
Обнаружить следы удара тупым предметом по правой стороне лица на фотографиях, при столь обширных повреждениях всей головы Виктории, Хольгер, как ни пытался, не смог. А вот на шее действительно имелись отчетливые следы рук. «Повалил на землю ударом тупым предметом, потом задушил или, по крайней мере, попытался, а после начал бить по голове» – в голове Вюнша выстраивалась стройная картина.
Взяв первую фотографию, на которой было запечатлено тело девочки, Хольгер очень пожалел, что не держит дома алкоголь. Сейчас ему хотелось совсем не пива, а ту убийственную дрянь, которую однажды выгнал унтер-офицер Эрлих на перекомплектовании в октябре 17-го. Пойло Эрлиха имело градусов семьдесят и было абсолютно отвратно на вкус, но выпив его, Вюнш был готов осушать океаны.
Маргарите наносили удары тем же предметом, что и ее бабушке с дедушкой. Убийца, разумеется, был выше ростом, а потому большая часть ударов пришлись сверху вниз. Нижняя часть лица сохранилась лучше, чем у Цицилии и Виктории, но подбородок был буквально вдавлен одним мощным ударом. А вот странную округлую рану около носа Хольгер узнал сразу.
В 1916-м году на передовую доставили новые траншейные ножи. У этих ножей была выступающая вперед гарда, закруглявшаяся к низу и по замыслу, защищавшая руку от удара сверху. В окопной свалке часто доходило не то, что до ножей – в ход шли даже котелки с ложками. Ребята любили эти ножи за то, что в такой свалке, можно было ткнуть кулаком с зажатым в ней ножом в лицо врагу и сразу доставить ему серьезных хлопот этой выступающей частью. Носы она ломала с завидным постоянством и оставляла после себя на лице овальную или, реже, округлую рану. У Вюнша такого ножа не было, но отбившись от очередной атаки, он частенько видел на лицах погибших французов и англичан такие отметины.
Это был прорыв. Теперь «армейская» версия была для Хольгера основной.
Возможно, тем же ножом оставлены были и порезы на шее девочки. Увидел он и следы от детских рук на шее – она пыталась зажать раны – и клок длинных черных волос, зажатых Маргаритой в ручке и, явно принадлежавших Виктории. У Вюнша были серьезные сомнения в том, что убийца, если им удастся все же
