в ответ. Красная нашивка угрожает опытом. Застывают друг напротив друга противники.
— Пусть бой будет честным.
Танец стали, танец на грани смерти. Стремительны выпады, искусность выверенных движений, преследующих единственную цель. Когда-то их предки исполняли этот же танец. Возможно более изысканный, возможно более возвышенный, но подчиненный всё той же песне о Пустоте и Тишине, которым необходимо возвратить души. Стражи и их потомки, безголосые и безликие тени за спинами своих господ.
Звон металла о металл. Княжич не может отделаться от удовольствия, что щекочет нервы, а имя Китки на устах, в груди — желание его победы.
Взмах, удар. Попытка достать бок, неудача. Увернуться, открыть спину. Обман, ловушка. Лезвие проходится по щеке, почти задев глаз, но уходит вбок, чиркает ухо. Алеет дорожка.
— Стоп! — произносит толпа Стражей, и бой замирает, прежде чем одобрительные возгласы служат наградой победителю, растекаются по щекам Китки румянцем.
— Хорош! Верткий как уж.
— Старого пса достал.
— Пора Китке в старшие переходить.
— Глядишь, Суна однажды обойдет.
Травинка перекочевывает из одного уголка рта фаворита в другой. Колкость агатового прищура не сулит ничего хорошего, а Китка вновь кланяется князю.
— Мой господин, каждую победу я посвящаю вам, — чеканны слова. — Если вы когда-нибудь дозволите, я буду несказанно горд служить подле вас старшим Стражем. То великая честь, и моя заветная мечта.
— Какая поспешность, — вдруг фыркает фаворит. — Ты ведь не всех сразил, — поднимает вопрошающий взгляд на князя.
Легкая рябь пробегает в мутных глазах: запачканный пороком горный хрусталь. Обнажает клыки фаворит, возвращая взгляд к смутившемуся юноше. Выпрямляется. Стук бусин — песнь мелкого града.
— Одолей меня прежде чем произносить такие громкие речи.
— Но, старший брат, вы ведь не оправились от раны, — Китка указывает подбородком на повязки.
Идет охота. Зазывает азартом, заманивая в чащу, исчезая спутниками, что не поспевают за резвым конем и его всадником. Острие копья. Вепрь мелькает черной щетинистой тушей. Крюки клыков. Ковер корней и каменистый склон. Оступается конь, охает всадник. Бьется о землю, вылетев из седла. Боль в ноге заставляет стиснуть зубы, зажмуриться с протяжным стоном, но в боли есть и наслаждение. Возбуждающее, гонящее кровь по венам, когда кусты полнятся треском, и вепрь выскакивает прямо на охотника.
— И то верно, — мурчание низкого голоса. — Только это не причина для отказа.
— Но победа над вами не будет честной.
Отрубленная голова вепря в черных очах и вырванное сердце. Жесткий жилистый вкус жизни на зубах. Угроза в разгладившихся чертах фаворита.
— Младший брат, ты ведь ещё не победил. Зачем тревожишься раньше времени?
И прежде чем Китка успевает возразить, Сун вскакивает. Проходит мимо, припадая на правую ногу, скидывает с плеч рубаху, обнажает торс. Паутина шрамов исполосовала спину. Повторяет хозяйские узоры одержимо и раболепно.
Становится в центр круга фаворит. Погасли возгласы, потому что в отличие от опрометчивого Китки его старшие товарищи уже всё поняли.
Пальцы Суна на рукояти меча. Поглаживают, ласкают. Вновь задорны черные глаза. Язык проходится по губам — привычка.
— Попробуй силы, раз хочешь пройти посвящение в старшие.
Китка возвращается на исходную. Сведены брови, глубокий вдох, медленный выдох. Мягкость голубой ленты под пальцами. Удивительно похожи профили соперников. Одни и те же черты, отданные власти разных эмоций, разных смыслов. Княжич беспокойно оборачивается на отца, но тот недвижим. Командует:
— Бой.
И Китка делает выпад. Столь резкий, что мальчик не успевает проследить. Только фаворит чует. Уходит из-под лезвия в последний миг змеей. Раскрывается пасть — два ядовитых клыка. Солнечный блик на кромки меча сменяется багрянцем.
Сипло выдыхает Китка. Растерянность, осознание. Зрачки затопляют радужку. Неверны ноги, пятятся. Пульсирующее хлюпанье. Тепло стремительно заливает правый бок, пачкая штаны, окропляя песок. Стеклянная пелена заволокла взор.
Княжич сжимает губы до боли. Впивается ногтями в собственные ладони, запечатывая вопль, наблюдая, как в покорном принятии скоро гаснут карие глаза того, кто успел за три года стать не только наставником, но и другом настолько, насколько позволяет разница положений и статусов.
А фаворит обтирает меч о рукав своей рубахи.
— Как же так, — причитает, глядя на рухнувшего на колени соперника с сожалением. Сожалением, что так быстро всё завершилось. Оборачивается к князю. Театрально изгибаются златые брови. — Молю, простите меня, мой господин, кажется, я переоценил его ловкость.
Муть серых глаз бесстрастна, но подрагивают ноздри, упиваются запахом подношения, растекаются ответной хитрой улыбкой по губам фаворита. Поддевает нога выпавший из рук Китки меч, срывают пальцы голубую ленту, подносят к носу, пробуя аромат. Прежде чем отшвырнуть в песок, наступить.
А следующий удар фаворита сносит юноше голову. Пряди пшеничных волос зажаты в кулаке. Отворачивается мальчик, рвотный позыв свел в судороге глотку.
— Да закончится священный пост жертвой во имя вашего процветания, мой господин!
Солнечный блик
— Жалкий!
Черно-синий мир и высветленное пятно. Ступает крадучись по самой границе фаворит. Белая муть зрачков, а за губами лезвия зубов, длинных, нечеловеческих.
Огромная фигура отца возвышается очертаниями — изваяние, уходящее в кромешный мрак. Пылают ледяным огнем очи, взирая на княжича, что отражает удар в попытке выстоять в схватке со зверем.
— Слабый! — громыхает хохот ощерившейся пасти. Прерывистый, безумный.
Кидается с разных сторон. Серпы когтей дразнятся, прежде чем оказаться вдруг непозволительно близко. Ухватившись за меч притянуть мальчика к себе, вспороть ему горло.
Булькающий крик. Валится на колени княжич, отчаянно зажимая рану. Горячо ладоням, так горячо словно в них насыпали трескучие угли. Хохот зверя достигает новых высот. Захлебывается, срывая связки до хрипа.
— Ничтожный!
Делает шаг отец, и сотрясается земля от его поступи. Мертвый Китка раскинулся на песке: белеет позвоночник обезглавленной шеи. Радостно скачет зверь, потешается.
Князь же поднимает ногу. Делает попытку встать мальчик, оперевшись на меч. Подгибаются от слабости ноги, залила кровь грудь и живот, сочится сквозь пальцы толчками. Мольба губ. Пощадить, не убивать. А подошва отцовской сандалии молчаливо сминает мальчишечью фигуру.
Просыпается в поту княжич. Обхватив себя руками, подтягивает к груди колени, сотрясаемый лихорадочной дрожью. Песни жаворонков за окном. Невинный румянец рассвета свеж и прян. Золотые струны солнца запутались в завесе тумана.
Влажный воздух смягчает внутренний жар, пока роса оседает на подоле одежд. Не мог княжич выносить замкнутости покоев. Выбравшись в сад, старается прийти в себя после кошмара, сменяя дорожку за дорожкой. Набредает на пруд. Россыпь блеска на водной глади. Эфемерны пятнистые лепестки карпов, ведь стоит им скрыться во тьме глубины, и смоются их краски.
Пальцы пробегают по шее там, где была во сне рана, а в мыслях лишь одно, когда смотрит мальчик на собственное изломанное рябью
