С таким же успехом она могла это делать, сидя со мной за столиком. Не захотела…
Она не ответила ни на один мой вопрос. Мы даже не договорились об исправлении свидетельства о рождении, хотя что в этом такого?
Всё как-то неправильно.
Приносят заказ, я иду к Оле позвать её за стол. Что-то изменилось, причём в худшую сторону. Чем я её обидел?
Я ни черта не понимаю, что происходит!
- Почему ты не ешь? Очень вкусно, – не выдерживаю наблюдать, как она ковыряется в тарелке. – Если тебе не нравится, я могу заказать что-то другое.
- Спасибо, всё вкусно, просто я не голодна. Я пойду к Алисе, ладно? – порывается встать.
- Оля! – останавливается. – Пожалуйста, давай договорим.
Мозг готов взорваться. Я так много всего хочу ей сказать, но ещё больше слов жду от неё. Нам есть что обсуждать. Нам есть что строить. У нас общая дочь! Разве это не повод для сближения?
- Говори, – возвращается на стул, бросая взгляд в сторону детской зоны.
- Я бы хотел послушать тебя, – выражаю надежду получить наконец ответы. – Я уже столько всего сказал.
Боюсь опять перейти в режим монолога, боюсь ляпнуть что-то не то. Я хочу склеивать, а не разрушать! Но получается всё наоборот.
- Даже слишком много, – она кивает с неодобрением. – Я не понимаю, чего ты хочешь. Тебя интересует, почему я тебе не сообщила об Алисе сразу? Так вышло. Я хотела сказать, правда, очень хотела, но не смогла с тобой связаться.
- Как это? – не на шутку удивляюсь. Как такое возможно в наше время?
- Я потеряла твой номер телефона, пыталась узнать в университете, но мне не дали. Много раз приходила в квартиру, но тебя не было…
- Правда? – пытаюсь поймать её взгляд.
Это кажется странным, поскольку мои контакты – никакой не секрет, Оля могла бы в общаге спросить у той же Лины. Не знаю, чего мне хочется больше: чтобы её слова оказались ложью или наоборот. Потому что если она и вправду приходила, если и вправду потеряла мой номер… Ведь я же хотел позвонить ей, когда вернулся… Почему не сделал этого? Чёртова гордость помешала?
У меня уже тогда был шанс узнать о дочери!
- Вряд ли я смогу предоставить тебе доказательства…
- Я тогда, видимо, за границей был, – мысленно восстанавливаю хронологию событий. – Уехал сразу после защиты диплома. Я звонил тебе, когда ты сбежала. Много раз. Но ты никогда не брала трубку и не читала сообщения. Ты потеряла телефон?
Последний вопрос задаю с надеждой на положительный ответ. Он бы мог объяснить упорное нежелание Оли реагировать на мои попытки найти её тогда, четыре года назад.
- Мама! – доносится до нас голос Алисы.
Оля тут же подскакивает и бежит к дочери. Они куда-то уходят, а я не понимаю, как должен поступить: сидеть тут или идти вслед за ними? Если они пошли в дамскую комнату, то мне там делать нечего.
Интересно, а как решают вопрос с туалетом отцы дочерей, если с ними нет мамы?
За оставшуюся часть времени поговорить толком не удаётся. Алиса крутится возле нас, Оля постоянно отвлекается на неё. Я тоже пытаюсь привлечь к себе внимание дочери, и она даже соглашается посидеть немного у меня на руках. От куклы, которую я ей купил накануне почти наугад, малышка в восторге.
Наблюдая за ней и оглядываясь по сторонам на других детей, прихожу к выводу, что моя дочь разговаривает для своего возраста недостаточно хорошо. И мне это совсем не нравится. Особенно учитывая наследственность. Её бы показать специалистам…
- Оля, а ты водила Алису к логопеду или кто там детской речью занимается? – спрашиваю осторожно.
По сути, я об их жизни и проблемах ничего не знаю. Это нужно как-то исправить, но для начала мне предстоит наладить полноценный контакт.
- Конечно. Просто с ней нужно больше разговаривать, а я всё время занята. Её бы в садик отдать, там занятия, развитие, общение. И там обычно в штате есть логопед. Я встала на очередь. Но пока мест нет. Жду – может, летом освободятся, и нам дадут путёвку.
- Так есть частные сады и специалисты вне садиков! – меня возмущает, с каким спокойствием она говорит о важных проблемах нашей дочери, которые не может решить.
Время-то идёт! Когда Алиса будет учиться говорить? Скоро её уже надо будет учить читать, считать, готовить к школе! Полину лет с трёх родители возили и на танцы, и на английский, и на занятия для развития интеллекта.
- Валера, я занимаюсь дочерью так, как могу, – отвечает ледяным тоном. – К чему претензии? По-моему, совершенно очевидно, что мои возможности намного скромнее твоих.
Чёрт! Я вовсе не хочу её ни в чём обвинять… Я хочу помочь. Но почему-то что бы ни сказал, всё выходит через одно место.
- Я к тому, что если проблема в деньгах, то я всё оплачу, – пытаюсь исправить положение. – Давай я найду специалиста и запишу вас на консультацию. И о садике узнаю.
Она ни от чего не отказывается, но и соглашается как-то неохотно. Всё, до чего нам удаётся договориться, – это врач и тест ДНК. В ЗАГС до анализа идти отказывается…
- Ты сначала убедись, что она твоя, если сомневаешься… Это же не игрушки.
- Хорошо, как скажешь, – соглашаюсь не потому, что не уверен в результате, а чтобы не спорить. Будем двигаться черепашьими шагами.
На этом наш конструктивный диалог заканчивается.
Итог этой встречи довольно скудный, если не считать того, что Алиса перестала меня бояться. И колбасит меня с каждым днём всё больше.
Получив результаты теста, который вполне ожидаемо подтверждает моё отцовство, звоню ей.
- Завтра идём в ЗАГС? Это ненадолго. Я привезу и увезу тебя. Сможешь отпроситься?
- Вряд ли. У меня защита диплома, я должна уехать примерно на неделю.
А мне ничего не сказала. Не позвонил бы – опять разыскивать пришлось бы.
- А как же Алиса? – мелькает безумная мысль забрать на это время дочь к себе. Но она тут же испаряется: я слишком мало знаю о ребёнке, чтобы брать такую ответственность.
- Со мной, конечно, поедет. Я её ни с кем не оставляю.
- У тебя там родственники? Ты у них жить будешь?