class="p1">– Чтобы ты прекращал делать из себя посмешище и – не сердись, господин, я лишь передаю ее слова – что Глашатай не станет долго терпеть твои выходки. В общем, мне велено урезонить тебя, как умею.
– Ты надежный посланник, – с едва уловимой горечью констатировал Мават.
– Стараюсь, господин.
– Это мне известно. – Тон Мавата смягчился, однако выражение лица осталось прежним.
– Матушка Зизуми права, господин. Твой дядя долго сносить это не будет.
– Весьма любезно с ее стороны предупредить меня. – Горечь вернулась в его интонации. – Ступай обратно на постоялый двор, позавтракай. Ручаюсь, вниманием тебя сегодня не обделят.
– Как пожелаете, господин, – кивнул ты и удалился.
Воротившись к себе, ты совершил утреннюю молитву, после прихватил порцию хлеба с пивом и уселся за полированный деревянный стол, который успели отодвинуть от стены вместе с прочей мебелью, поскольку уже занимался день и все постояльцы проснулись. Как и накануне, ты выбрал место, с которого открывался обзор на входную дверь, кухонное помещение и лестницу. Трапезничал молча. Еще несколько зевак с площади устроились неподалеку, неустанно косясь на тебя и перешептываясь.
В зал вошел ксуланец, беседовавший с тобой вчера.
– Доброе утро, – поприветствовал он, направляясь к тебе.
Прочие в зале старательно делали вид, будто не глазеют на вас обоих и не напрягают слух в попытке уловить обрывки фраз.
– Доброе утро, – отозвался ты вежливо, но без намека на радушие.
Ксуланец уселся напротив, из горловины туники высунулась змея – и тут же спряталась.
– Я не называть свое имя вчера. Дупезу.
Ты молча откусил хлеб.
– А как кличут тебя?
Ты пожевал. Тщательно. Проглотил. Пригубил пива. И только потом ответил:
– Эоло.
– Эоло, – с улыбкой повторил Дупезу. – Эоло, помощник князя Мавата.
– В Ирадене так не говорят. Князь – вербское слово.
– А, ты снова помогать мне в ираденском! – обрадовался Дупезу. – Премного благодарен, Эоло.
– Пустяки. – Ты снова принялся за хлеб.
– А как принято говорить в Ирадене?
– Преемник Глашатая.
Дупезу облокотился на столешницу из темного дерева.
– Преемник Глашатая Мават вести себя странно. Наш проводник уверять, он принудить царь… «Царь» тоже вербское слово?
– Да, – сухо бросил ты.
– Правильно будет «Глашатай»? Мават принудить его к ответу. Ведь так? Чего добиваться преемник Глашатая?
– Спроси у него.
– Но я его не знать! – искренне огорчился ксуланец. – Зато я знать тебя. А ты говорить с… преемник Глашатая всего недавно. Друг Эоло, скажи, почему преемник сидеть голым на площади? Он негодовать, но на что?
– Я уже сказал, все вопросы к Мавату.
– Я слыхать, друг Эоло, будто здесь творится неладное. Царю… то есть Глашатаю, прежнему Глашатаю не устраивать… Как называется, когда кто-то умирает?
– Похороны, – выручил ты.
– Верно, похороны. Прежнему Глашатаю не устраивать похорон. А на скамье сидеть новый Глашатай, меня не проведешь. Я торчать в Вастаи много-много дней, и Глашатай нас не принимать. А потом принять – всего раз, – но это новый Глашатай.
– Тебя смущает, что ты встречал лорда Гибала раньше, но Глашатаем он не был, – сообразил ты.
– Именно! – воскликнул Дупезу. – Я знаться с лордом Гибалом, братом Глашатая, и надеяться, он убедить его принять нас. Когда нас позвать, я обрадовался, и тут выяснять, что Гибал и есть Глашатай!
Ты промолчал.
– Тогда лорд Мават быть преемником. Однако он так и не стать Глашатай. Не потому ли, друг Эоло, он сидит сейчас нагим на площади? Но ради чего?
– Выходит, вы удивились, узрев Гибала на скамье? – как можно непринужденнее поинтересовался ты, стараясь не выдать заинтересованности.
– Пожалуй, «удивились» – подходящее слово, – согласился Дупезу.
– Лучше не придумаешь, – заверил ты.
– Да, мы удивились. Нам не сообщать, что Глашатай умер, только то, что он желает нас видеть. Странно, очень странно. Теперь в Вастаи приезжать преемник, а новый Глашатай уже на скамье! Хотя люди не хоронить прежнего, но никто не хотеть это обсуждать.
Ты запил остатки хлеба пивом.
– Вот и мне не хочется.
– Но твой господин вынудить обсуждать! – возразил ксуланец. – Думаю, даже тебя вынудить. Мутная история, мутная. Ведь существует обет, данный Ворону из Ирадена. Глашатай сам себе хозяин, пока не умирать птица, за нею должен следовать Глашатай. Это ни для кого не секрет. Башню Вастаи драпировать черным, весь Ираден являться на похороны. Наш провожатый говорит, тело царя нести по улицам, а преемник идти рядом. Народ делать подношения, пировать. А тут ни похорон, ни тела, ни пира, зато откуда-то взяться новый Глашатай, и это не Мават. Думаю, происходить нечто странное, но почему Ворон из Ирадена ничего не предпринимать?
– Надо спросить Ворона из Ирадена.
– Мы пытаться! Но Ворон не говорить с нами. Все равно я считать, с преемником Глашатая Маватом поступить несправедливо и он хотеть добиться справедливости. Мават сидеть голый на площадь, и все это видеть. И все задаваться вопросом почему. Теперь Глашатай Гибал должен ответить, иначе у людей возникать подозрения.
– А куда девался ваш товарищ? – огорошил ты ксуланца.
– Чего? – растерялся тот.
– Где ваш толмач?
– Уехал. – Дупезу вздохнул. – Ему тут боязно, мы ждать слишком долго, и он не захотеть оставаться. Говорит, ради своей безопасности.
Ксуланец убрал локти со стола и выпрямился.
– Мы обращаться к Ворону, возносить дары, но Ворон не отвечать. Хотя к принцу Мавату тоже есть вопрос. Почему Ворон бездействовать? Почему преемник вынужден сидеть голым, сетовать на несправедливость, взывать к народу, Глашатаю Гибалу? Почему он не жаловаться Ворону напрямую? Где сейчас бог Ирадена?
– Да где угодно.
– Разве не странно, что его нет сейчас тут, хотя он так необходим? – напирал ксуланец.
В горловине мелькнул раздвоенный язык, змея не высовывалась, лишь бугорок под тканью туники извещал о ее присутствии.
– Прошу меня извинить, у меня срочное дело, – объявил ты, поднимаясь.
И, не дожидаясь ответа, вышел.
Мават по-прежнему восседал в центре площади. По краям по-прежнему толпились зеваки, однако их ряды значительно поредели. Мимо сновали люди, одни с любопытством косились на обнаженного мужчину, другие старательно его не замечали.
Мават все так же глядел перед собой. А подле стояла Тиказ.
– Впечатляет, – донесся до тебя ее голос. – Чувствую, ты станешь первым, кто замерзнет насмерть, попутно обгорев в интимных местах.
Мават никак не отреагировал на издевки.
– Ну и что ты творишь?
– Сама как думаешь? – бросил Мават, не поворачивая головы. – Лучше скажи, зачем пришла.
– Отец велел передать, что я пересплю с тобой, если прекратишь заниматься ерундой.
– Это вовсе не ерунда, – возразил Мават. – В противном случае старейшина не подослал бы ко мне родную дочь. А Матерь Безмолвных не наказала бы Эоло вправить мне
