У тебя на этой неделе день рождения, не так ли?
Анна прищурилась.
Женщины всегда ненавидят свои дни рождения, да?
— Да, все так.
— Ты выглядишь так, будто день рождения приравнивается к судебному процессу за убийство. Ты все еще ребенок, милая.
Ее свирепый взгляд был великолепен.
— Последний сабмиссив, который меня расстроил, чистил мой туалет зубной щеткой.
— Уже делал это на курсе молодого бойца, — прокомментировал Бен.
— И тебе тоже сначала поставили клизму, а сиденье унитаза заперли на замок, пока ванная комната не пройдет проверку на предмет чистоты? — она слегка улыбнулась ему. — Удивительно, насколько быстро проходит уборка, если есть небольшой стимул.
— Черт возьми, женщина, а ты можешь быть подлой.
Она рассмеялась.
— Так что скажи спасибо, что ты не мой.
Он был весь ее. Будь он проклят, если это не так. Она понятия не имела, насколько решительным может быть рейнджер, чтобы успешно завершить миссию.
— Извини, Анна, но правда есть правда. Тебе исполнится всего лишь тридцать пять.
— Тридцать пять, — пробормотала Анна с отвращением. Она откинула волосы с лица.
Он пропустил их сквозь пальцы. Мягкие и шелковистые, с ароматом сандала. Несколько отблесков красного и светло-каштанового появились в ее темных волосах, поцелованных солнцем. Бен заметил несколько седых волосинок около ушей. Он мог поставить на то, что она злится, когда видит их.
— Тебя беспокоит, что ты становишься старше?
— Знаешь, я не думала, что будет так, и дело не столько в моем возрасте, но… — она поджала губы. — Мне нравится то, что я делаю, нравится, где я живу. Но теперь я спрашиваю себя, а что дальше.
— И что в этом плохого?
— Я не хочу таких вопросов. Я хочу быть счастлива тем, что имею, — она нахмурилась. — Терпеть не могу перемены. Совсем.
Его смех оборвался. Потому что она была серьезна.
— Я постараюсь это запомнить, — уткнувшись носом ей в висок, Бен почувствовал легкий вкус соли на ее влажной коже. Ее волосы коснулись его щеки, как ароматный ветерок.
Приподнявшись, Бен посмотрел на нее сверху вниз. Хотя его член и обмяк внутри нее, он был готов начать все сначала.
Он хотел большего. Попросит ли она его остаться на ночь? Во время совместного сна рушились защитные барьеры и создавались невидимые связи. Он хотел, чтобы подобная связь возникла… между ними.
Он наклонился, и вновь завладел ее губами.
Бен мог целовать… целовать по-настоящему. Анна позволяла ему это, чувствуя, как гудит ее удовлетворенное тело, получая почти шокирующее удовольствие от того, как его огромный торс вдавливает ее в матрас. Почему это было так сексуально?
Он дразнил ее губы, целовал ее щеки и линию подбородка, грубая щетина, царапающая ее кожу, усиливала ее возбуждение.
Она положила руку ему на затылок, удерживая его и наслаждаясь тем, как он все еще наполнял ее глубоко внутри.
— Еще, — потребовала она.
С низким рычанием он накрыл ее рот своим, проникая глубже. Дегустируя.
Когда он поднял голову, она обнимала его за шею, положив руки на его мускулистые плечи. Этот мужчина был отлично сложен, а его тело пылало жаром, как из печи.
Она поцеловала его крепкую шею, пробуя легкий соленый вкус, прежде чем прикусить длинную мышцу, идущую от его груди к нижней челюсти.
Должна ли она заставить его остаться, дать вздремнуть, а затем устроить еще одну замечательную интерлюдию? Вознаградить его ужином? Он бы наслаждался ее стряпней, и кормить его было бы удовольствием.
Она хотела бы провести с ним еще немного времени. За время бесконечных часов ожидания в доме Зета, она обнаружила — с удовлетворением, — что он не только приятный собеседник, но и обладает интригующе мрачным чувством юмора.
— Бен, — начала она.
А потом он посмотрел на нее, и ее мягкий настрой резко сменил курс, споткнувшись о бордюр и рухнув на тротуар.
Потому что в его взгляде было больше, чем ленивая расслабленность после хорошего секса, больше, чем обычные трепет и почтение со стороны ее рабов. Он посмотрел на нее так, словно хотел от нее большего. Будто он «влюблен» в нее и хочет, да помогут ей небеса, отношений.
Нет. Нет, нет, нет.
Когда ее улыбка угасла, она заставила себя улыбнуться вновь. Но его глаза настороженно сузились. Он заметил разницу, но не мог понять, в чем причина.
— Что ж, это было определенно приятно, — сказала она. — Но сегодня вечером у меня есть работа, и мне нужно немного поспать перед этим.
Он наклонил голову, в нем чувствовался напор. Взгляд стал пристальным.
— Меня можно обнимать во сне, как большого плюшевого медведя.
Она положила руку ему на плечо, молча приказывая слезть с нее.
— Это очень милое предложение, Бенджамин, но… — Причинять боль другому… больно. Ее захлестнуло чувство вины. Ей не следовало приглашать его в дом.
Он перенес свой вес на руки и медленно покинул ее тело. Она почувствовала пустоту от этой потери и не только внутри тела. Перекинув ноги, он помог ей подняться, и теперь они сидели бок о бок.
Анна нахмурилась, поняв, что он сидит рядом с ней, а не у ее ног.
Без разрешения он взял ее за руку.
— Что не так?
— Прости. Я предполагала, что это просто способ провести время, не более того, — она сжала свободной рукой его запястье и высвободилась из его хватки. — Я думаю, ты немного ближе к Теме, чем мы оба подозревали, но, Бен, ты не раб.
Он не отрывал взгляда от ее лица.
— И?
— И для чего-то большего, чем… секс на одну ночь, я предпочитаю опытных рабов, которые знают, на что идут.
— Предупреждение понял. Что если я хочу еще один… секс на одну ночь?
Она поднялась, инстинктивно желая быть выше его, чтобы предельно ясно донести мысль, которую он должен услышать. Было необходимо, чтобы сейчас он ее услышал. Она опустила руку ему на плечо, чтобы он оставался на месте. Когда она взяла его за подбородок, напряженность его мышц подтвердила ее опасения. Ее стоило бы выпороть кнутом. Она забыла, как легко новички-сабы могут решить, что связь, созданная во время сцены Доминант/сабмиссив, несет в себе… нечто большее.
Ей было лучше не забывать этого. Когда она была начинающей Доминой, то совершила ошибку, думая, что сабмиссив и раб — это одно и то же. И хотя оба могли отказаться от контроля, раб испытывал нужду отказаться от контроля… касательно всего. Как Госпоже, именно это ей и было нужно.
Не имея возможности удовлетворить ее желания, сабмиссивы страдали, и их страдания разрушали и ее саму. Она никогда не повторит этой
