приказу наместника той или иной провинции. При поступлении на военную службу молодой человек проходили медицинский осмотр. Более того, римский новобранец должен был пройти и весьма сложный курс обучения (около четырех месяцев), прежде чем ему доверяли оружие. Занимались этим обычно центурионы как наиболее опытные воины. По словам Цицерона, «само наше слово „войско“ (exercitus) происходит от слова „упражнение“ (exercitatio). А какой труд требуется от войска на походе — нести на себе полумесячное довольствие, нести повседневную утварь, нести колья для вала! Щит, шлем и меч я не причисляю к этому грузу, как не причисляю плечи, мышцы, руки, — ведь оружие для солдата все равно что часть тела, и пользуются они им так ловко, что в случае нужды им достаточно сбросить кладь и встретить врага оружием, как собственными руками. А сами упражнения легионов, их бег, стычки, битвенный шум — разве это не труд? Здесь и учится душа принимать боевые раны; сравни с обученным воином необученного — скажешь, что это баба. Откуда такая разница между новобранцем и ветераном, какую мы видим с первого же взгляда? Молодость новобранцев — отличное свойство, но терпеть труды и презирать раны учит только опыт. То же видим мы, когда несут из сражения раненых: неопытный новичок издает жалостные стоны от каждой легкой раны, а бывалый ветеран, сильный своим опытом, только зовет врача, чтобы тот помог»[179].
На первом этапе учебы (физическая подготовка) новобранца учили ходить в строю, выполнять команды, бегать в полном вооружении, перепрыгивать рвы, ориентироваться на местности, преодолевать всевозможные препятствия, носить тяжести, плавать и даже ездить верхом. Только после того, как становилось ясно, что новобранец вынослив и подходит для военной службы, начинался второй этап (военные упражнения с оружием). Теперь молодого солдата обучали искусству метать копье и дротик, владеть мечом, кинжалом, пращей, стрелять из лука, отражать удары щитом, сражаться врукопашную. Регулярно проводились военные тренировки, учебные бои и марш-броски по пересеченной местности, часто с преодолением водных преград. Кроме того, новобранец должен был уметь обращаться с лопатой, киркой, топором и пилой для того, чтобы в нужный момент принять участие в сооружении военного лагеря со рвами, валами и палисадами, а также моста через реку при переправе легиона на другой берег или специальных сооружений при осаде города.
Даже после завершения курса обучения легионеры продолжали ежедневно упражняться и участвовать в разнообразных военных учениях. По словам Иосифа Флавия, римляне «не ждут начала войны, чтобы пустить в ход оружие, и в мирное время не остаются праздными, начиная действовать лишь тогда, когда к этому побуждает необходимость, но словно они были рождены с оружием в руках, никогда не прекращают упражняться, не дожидаясь подходящего для этого времени. Их учения не отличаются от настоящего сражения, и каждый воин упражняется каждый день с таким рвением, как если бы это была настоящая война. Потому-то они с такой легкостью переносят трудности сражения: благодаря приобретенной привычке к правильному построению их строй никогда не рассеивается в беспорядке, воины никогда не покидают своего места из-за страха и никакой труд никогда не изнуряет их. Именно поэтому их победа над теми, кто не обучен военному делу, неизбежна. Так что их военные упражнения по справедливости могут быть названы бескровными сражениями, а их сражения — кровавыми упражнениями»[180].
В походе и в перерывах между битвами легионеры размещались в особом походном лагере, который сооружался с большим искусством. Вот как описывает устройство римского лагеря Иосиф Флавий: «Строят же они лагерь не как попало и не без расчета, не занимают на постройке всех людей и не работают в беспорядке. Если почва неровная, они сначала тщательно выравнивают ее, а затем вымеряют на выбранном месте прямоугольник (с этой целью в войске находятся многочисленные строители со всеми необходимыми приспособлениями). Внутренность прямоугольника делится под палатки, а с внешней стороны лагерь окружается стеной, на которой на равном расстоянии друг от друга воздвигаются башни. Между башнями устанавливаются скорострелы, катапульты, камнеметы и другие приспособления для стрельбы, и все они готовы к действию. Затем римляне делают четверо ворот — по воротам в каждой стене: через эти ворота проходят вьючные животные, и ворота достаточно широки, чтобы, если понадобится, выйти через них на вылазку. Лагерь делится ровными улицами, а в середине ставятся палатки военачальников, центральная из которых — палатка главнокомандующего, по своему виду напоминающая храм. Все это похоже на построенный на скорую руку город: есть здесь и рыночная площадь, и кварталы ремесленников, и помещения для заседаний младших и старших военачальников, где обсуждаются спорные вопросы. Возведение стены и внутренних построек осуществляется с удивительной быстротой благодаря количеству и умению строителей. В случае необходимости выкапывают также и ров в 4 локтя глубиной и такой же ширины»[181].
Еще находясь в Афинах, Брут решительно приступил к созданию новой республиканской армии. Для этого были нужны большие суммы денег, которые ему удалось получить от квестора Апулея, везшего в Италию собранные в провинции Азия подати, а также от квестора Сирии Антистия[182]. Кроме того, в декабре 44 года до н. э. Бруту удалось захватить военный склад в Деметриаде, где Юлий Цезарь собрал значительное количество оружия, предназначенного для парфянского похода[183]. Это помогло обеспечить войска всем необходимым снаряжением.
Новая республиканская армия комплектовалась бывшими солдатами Помпея Магна, рассеянными по всей Греции, а также сторонниками Брута, прибывавшими из Италии, и македонскими добровольцами. Кроме того, Бруту удалось привлечь под свои знамена несколько легионов, расквартированных в Македонии, а также перехватить часть солдат консула Долабеллы, направлявшихся в Сирию[184].
Получив деньги и войска, Брут теперь мог установить контроль над Македонией и всей Грецией[185]. Наместник Квинт Гортензий Гортал добровольно отдал власть над Македонией и перешел на сторону республиканцев. В Иллирии же Бруту оказал сопротивление Публий Ватиний, наместник этой провинции, а также Гай Антоний, брат Марка Антония, прибывший из Италии с целью установления контроля над Македонией[186].
Узнав, что Гай Антоний двинулся на соединение с армией Ватиния, укрепившегося в Диррахии, Брут вознамерился опередить его. По сообщению Плутарха, «чтобы упредить Гая и расстроить его планы, Брут внезапно выступил со своими людьми и, несмотря на сильнейший снегопад и бездорожье, шел с такою быстротой, что намного опередил подсобный отряд, который нес продовольствие. Но вблизи Эпидамна, от усталости и стужи, на него напал волчий голод. Главным образом недуг этот поражает скот и людей, измученных долгим пребыванием под снегом. <…> Брут лишился чувств, и так как ни у кого из воинов не было с собою ничего съестного, его
