за мантию.
— Конечно. А ещё и пиратов! — подмигнул он.
— Пиратов? — недоверчиво переспросила девочка. — Ты охотился на них? Помогал северному королю ловить их?
— Ловить? Ну... можно сказать и так.
— Я слышала они на Севере носят шлемы с рогами? А ещё шьют плащи из вороньих перьев! И отращивают к старости клыки, потому что едят только мясо!
— А ещё... — Эндрил наклонился к ней и перешёл на шёпот. Затем слегка откинул полу мантии. — Носят вот такие мечи.
Девочка засияла, кинулась к оружию, и Эндрил едва успел вывернуться.
— Дай посмотреть! Ну дай! Это настоящий меч с Севера? Или ты забрал его у пиратов? Ну дай, Эндрил!
Она настойчиво потянулась к мечу и, несмотря на все усилия принца, почти добралась тонкими пальчиками до ножен, как вдруг двери собора вновь открылись.
Вслед за сестрой показалась и мать Эндрила — королева Ризанна Тан Гурри. Она, несомненно, искала дочь. Выбежала, распахнув двери собора, увидела девочку, затем Эндрила, и застыла в нерешительности.
Она была одета в бежевое с медным чайное свободное платье. Волосы распущены — хоть и убраны за плечи. На левой руке браслет, в ушах серьги с маленькими голубыми осколками кристаллов. Она почти не изменилась с их последней встречи. Даже, как показалось Эндрилу, будто бы стала моложе.
И от вида матери, принц впервые за сегодняшний день потерял дар речи.
Два года он провёл на Севере. Два года только и думал, что об этом дне. Дне, когда он сможет вернуться. Строил планы, искал возможности, союзников, вербовал людей. И так много размышлял, что именно скажет отцу, что совсем забыл обо всём остальном.
Но сейчас, глядя на лицо матери, на едва заметные морщинки возле её глаз, на появившиеся невесть откуда седые прядки, впервые осознал, что вернулся домой.
Домой, где его совсем не ждали.
— Мама, смотри! Здесь Эндрил! — Энжи подскочила к королеве, всплеснув руками, уже и забыв о мече. Юноша воспользовался этим, чтобы незаметно прикрыть его мантией. — Он был на Севере! Летал к воздушным богам и охотился на пиратов!
Королева Ризанна быстрее сына вернула самообладание. Улыбка скользнула по её губам, не затронув глаза. Женщина потрепала дочь по волосам и нежно произнесла:
— Энжи, милая, тебя ждут внутри. Церемония скоро начнётся, и ты должна повторить свои слова.
— Но мама! Эндрил вернулся! Можно я побуду с ним ещё немного? Я хотела показать ему братиков!
— Иди милая. Ты увидишься с братом позже.
Королева мягко направила девочку в собор, и та нехотя подчинилась. Когда двери за её спиной закрылись, мать оглядела Эндрила. Он поймал её взгляд, надеясь найти в нём тепло, но не обнаружил даже крупицы. Вместо него в нём была печаль, холодная, словно нож, который воткнули под рёбра.
— Эндрил, ты... — Она нахмурилась, подбирая слова. — Почему ты здесь?
Он открыл рот, а потом закрыл его. Что именно он должен ответить на такой вопрос? Потому что здесь его дом? Его королевство? Его, боги раздери, трон? Потому что он — наследный принц и старший сын короля, а значит должен быть в столице? Потому что он уже взрослый, и может делать то, что ему вздумается? Потому что он единственный, кто хочет объединить их семью? Они оба знали — ничто из этого не было поводом нарушить королевский приказ.
— Я... Я хотел бы поговорить с отцом. У меня есть для него новости. Не мог доверить их письму, поэтому прибыл лично.
Она, конечно, поняла, что это враньё. Почувствовала боль, томящуюся у него в груди. Он знал, что это так — знал, что матери всегда о таком знают. Подошла ближе — настолько, что он почувствовал запах её духов. Знакомый, уносящий в прошлое. Дыхание в миг перехватило, сердце забилось чаще. Ему захотелось сгрести мать в охапку, прижать к груди и не отпускать как можно дольше. Если это помешает им завязать разговор, станет только лучше. Ведь всё, что они скажут друг другу, лишь отдалит их. Он знал, что это неизбежно.
Взгляд королевы скользил по Эндрилу и наконец наткнулся на фингал. Остановился. Веки женщины дрогнули, и она несколько раз быстро моргнула, будто отгоняя слёзы. Подошла вплотную, несмело протянула руку и провела по щеке юноши тыльной стороной ладони.
— Боги, Эндрил... Ты в порядке? Что с тобой случилось на Севере?
Он отстранился, не сдержав злую усмешку. О, на Севере всё было отлично. Если не считать того, что он был лишён родного дома и семьи. Был вынужден пресмыкаться перед северной королевой — мегерой, каких поискать. Был вынужден проводить время в компании этой набитой двенадцатилетней дуры, которая писать то не научилась. Был вынужден искать пути вернуться домой. Но самое смешное заключалось в том, что здесь — на Царь-древе, где он провёл лишь пару часов — было в разы хуже.
Но он не сказал этого. Взял себя в руки, приосанился по-военному — жест, подсмотренный у отца, — и произнёс:
— У меня всё хорошо, матушка. Что до синяка — на море был шторм, и я оступился и врезался в дверной косяк. Ничего страшного — в академии бывало и не такое.
Она поморщилась от его официального тона. Да и, наверное, от очередного вранья.
— Почему ты не предупредил меня, что вернёшься? Я бы поговорила с отцом. Мы бы подгадали наилучшее время, и...
— И я бы не помешал столь пышному празднику, — с издёвкой закончил Эндрил. — Никогда ещё во дворце не видел столько гостей. Если бы я остался на Севере — непременно услышал бы пение, смех и звон посуды. Почувствовал бы запах жарящихся на костре овощей и мяса. Услышал бы звон колокола собора, воспевающий рождение двух моих братьев. Видимо, это был бы самый простой способ узнать о том, что это произошло.
Стоило словам сорваться с языка, как Эндрил тут же пожалел о них. Мать съёжилась, поморщилась, будто от пощёчины. Её взгляд потух, затем окаменел, отгоняя чувства, и она отвернулась. Он знал, что это не справедливо. Знал, что мать любит его всем сердцем. Однако она никогда и не при каких условиях не перечила отцу. Слушалась короля во всём, даже если была с ним не согласна. По правде сказать, юноша даже уважал эту черту и восхищался ей. Надеялся, что, когда у него появится спутница жизни, она будет также относиться к его решениям.
Он
