Неожиданная ласка была приятна. Кэти-Линн перевела дыхание. Тут руки Мартина легли на ее бедра. Бэрк медленно повернул ее к себе и, все еще стоя на коленях, легкими поцелуями прошелся по ее животу. Испуганная собственной страстью, Кэти-Линн поняла, что не испытывает ни малейшего желания противиться этим поцелуям.
Бэрк зарылся лицом в подол ее платья… Боже, как Он хотел эту женщину! Но тут же со всей силой и стоицизмом, дарованными ему природой, подавил искушение увлечь Кэти-Линн на ложе из полевых цветов и раздеть ее. Как же хотелось притронуться к этой дразнящей коже, как не терпелось дышать ароматом женского тела и ощутить его трепет! Но она — особенная и заслуживает куда большего, чем возня на траве. Настоящая леди! Относиться к ней надо нежно, ласково, бережно. Разве можно воспользоваться ее беззащитностью? Если им суждено любить друг друга — их час придет. И чутье подсказывало Мартину, что это будет волшебно.
Он поднялся, погладил ее нежную шею и бережно поцеловал трепещущие веки.
— Не надо плакать… У нас и без того хватает забот, чтобы скорбеть о прошлых потерях…
Кэти-Линн согласно кивнула. Она не вынимала руку из его руки — и не могла, и не хотела. На груди Кэти-Линн что-то блеснуло, и удивленный Мартин увидел булавку с бриллиантом, игравшим в лунном свете.
— Вот это да! — воскликнул он, любуясь камнем в четыре карата, окруженным золотыми буквами. — Не могу разобрать слов — слишком темно.
— Я так оделась, потому что была на одном из дурацких обедов по поводу вручения премий Палаты по торговле недвижимостью, — извиняющимся тоном объяснила она.
— Но почему булавка с бриллиантом? Конечно, ты там самая умная и красивая, но странно, что теперь это так высоко ценится. — Мартин взял булавку и начал вертеть в руке, пытаясь прочитать надпись. Кэти-Линн пылала от смущения, утешая себя тем, что в темноте этого не видно.
— Палата по торговле недвижимостью? Ты получила премию за высокие достижения, верно? — спросил он. — Расскажи-ка…
— Я не очень горжусь своей премией «Миллион долларов», — пробормотала она. — Мне принес ее договор с «Браун девелопментс».
— Так ты заработала в этом году миллион долларов?
— Если бы… Просто продала недвижимости на сумму более миллиона, только и всего.
— А ты бы хотела этого?
— Ты о чем?
— Хотела бы заработать миллион долларов комиссионных?
— А кто бы этого не хотел?
Мартин сел на поваленное дерево и, тщательно подбирая слова, спросил:
— Ты думаешь, что была бы счастливее, если бы заработала в этом году больше?
Кэти-Линн опустилась на траву. Сейчас она расскажет Мартину о своем прошлом, и будь что будет.
— Когда я спасала свою лицензию, у меня накопилась куча долгов и неоплаченных счетов от адвокатов. — Мартин открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Кэти-Линн жестом заставила его умолкнуть. — Пожалуйста, дай мне договорить. В другой раз у меня не хватит духу все рассказать. Видишь ли, Блейн Тернер, мой старый партнер по торговле недвижимостью, использовал связи моей семьи в деловом мире, чтобы обобрать пожилых домовладельцев. Этот подонок опозорил мое имя, подорвал репутацию и чуть не лишил меня лицензии.
— Ну мерзавец! Я бы с удовольствием поговорил с ним как мужчина с мужчиной… — проворчал Мартин.
— Но деньги еще не самое худшее. Приговор суда меня буквально разорил. Крупный штраф плюс возмещение убытков потерпевшим клиентам. А Блейн смеялся надо мной со своими дружками! Мол, после смерти мужа мне был так необходим мужчина, что я купила его любовь крадеными деньгами. Ну и пошли пересуды обо мне, как о сексуально озабоченной, которая, тем не менее, никогда не найдет себе партнера. Блейн единственный человек на свете, которого мне хотелось бы убить, — шепотом призналась она, дрожа как в лихорадке.
Мартина захлестнуло такое неистовое желание защитить ее, что он сам испугался силы своего чувства.
— Я никогда не спала ни с кем, кроме Тайсона, моего мужа. Ты — единственный, про которого я неожиданно подумала, что в будущем, может быть, смогу… — заикаясь, вымолвила она. — Я не думала, что когда-нибудь вообще захочу другого мужчину. А сегодня мне показалось, что я хотела тебя, — торопливо закончила она.
Мартин посадил застенчиво отвернувшуюся Кэти-Линн к себе на колени и погладил по голове.
— Ты прошла через такие страшные испытания и беды, а осталась девочкой, любящей стихи и цветы. Ты современная женщина с шестизначным доходом и моральными принципами своей бабушки, — высказался он, укачивая ее, как малое дитя.
— Мы живем в разных мирах… Я еду в лифте, а ты скачешь верхом…
— А тебе никогда не хотелось спуститься с высоты своей башни? — спросил Мартин.
— Там безопаснее. Высота ограждает от лишней боли.
Он снова подумал, прежде чем ответить.
— Когда я был маленьким, однажды к нам в класс пришла новая учительница. Ей нравилось писать на доске всякие афоризмы в дополнение к нашим сухим и пресным учебникам. Идеальным, каллиграфическим почерком она написала фразу, которая врезалась мне в память на всю жизнь: «Самые грустные слова, когда-либо выходившие из-под пера человека, это слова „все могло быть по-другому“».
Кэти-Линн задумалась.
— Сказано прекрасно… И ты используешь эту мудрость в своей жизни?
— Как я ее использую? Это скорее предупреждение.
Кэти-Линн встала, пошла к кустам шиповника и сорвала несколько цветков. Зарывшись лицом в лепестки, она вдохнула в себя их аромат.
— Моя мать часто говорила, что дикие розы охраняют от печали одиночества. Что они растут в самых непригодных для жизни местах и забираются туда, где их никто не ждет.
— Твоя мать ощущала себя одинокой?
— Она была всегда окружена семьей, но мне казалось, что ее отделяла от других незримая стена. Мать мечтала растить своих детей и, хотя любила нас больше всего на свете, все время тосковала по чему-то еще, — задумчиво проговорила Кэти-Линн.
Мартин подошел и молча встал рядом. Обрывая лепестки с цветка, она продолжала:
— Пока мама и папа не переехали во Флориду, у них под окном кухни всегда росли дикие розы. Теперь я думаю, что таким образом мама пыталась хотя бы частично победить тоску по своему нереализованному «я».
— А ты считаешь, что реализовала себя? — прозвучал осторожный вопрос.
— Я сделала неплохую карьеру, добилась финансового успеха, у меня интересный круг общения. И со здоровьем все в порядке… Чего, казалось бы, еще желать женщине? — усмехнулась она.
Мартин погладил ее по спине, ожидая продолжения.
— Я не хотела бы провести остаток жизни в одиночестве, но Блейн Тернер был в чем-то нрав, когда говорил, что я не гожусь для легкой связи. Я не смогу стать любовницей или даже женой только из-за боязни одиночества.
