— Обследовав тело, я определил, что отец в течение нескольких минут после выстрела был еще жив. Обратите внимание, что один из стеллажных футляров за стулом открыт и пуст. Там были кости императора, как их называл отец. Когда убийца ушел, папа, должно быть, добрался до футляра, открыл его и вытащил кости, а потом умер.
— Но почему он это сделал? — спросила Никки.
— Отец прошел полицейскую школу. Он оставил ключ к личности своего убийцы. Но мы не смогли разгадать, на кого указывает этот ключ. Кости были подарком отцу от нас троих.
— Странно, когда на годовщину свадьбы дарят подарок только одному из родителей, — холодно заметила Никки.
— Мы подарили папе кости, а маме рубиновый кулон.
— Ничего не понимаю! — с раздражением сказал инспектор. — Ключи, рубиновые кости, императоры!.. Эллери, ты можешь разобраться в этой мешанине?
— Будем надеяться, что нет, — промолвил доктор Хэггард. — Я был готов убить Марка за эту его выходку…
— Так же как вы убили вашего отца, доктор Хэггард? — осведомилась Никки.
Трейси улыбнулся:
— Это показывает, насколько коварен пропагандистский план Марка. — Он пожал плечами и исчез в темном коридоре.
Инспектор и Никки уставились ему вслед, когда Эллери резко сказал:
— Ты и Никки, отправляйтесь спать.
— А что ты собираешься делать? — спросил его отец.
— Оставаться здесь, — ответил Эллери, катая между ладонями исторические кости, — пока не выброшу двенадцать.
* * *
Мальвина Хэггард визжала весь остаток ночи, и ее визг доносился в оружейную комнату вместе с голосами спорящих братьев. Но в самой оружейной слышались только звуки катящихся костей, словно двухтысячелетний призрак императора явился сразиться в кости с Эллери. С наступлением холодного рассвета звуки прекратились, и Эллери, поднявшись к спальням, разбудил всех по очереди, пригласив их — даже полоумную Мальвину — присоединиться к нему на месте давнего преступления. Что-то в его поведении успокоило Мальвину, и она послушно спустилась вместе с остальными.
Они заняли места вокруг письменного стола в пыльной оружейной. Марк был злобен и возбужден, Трейси — напряжен и внимателен, Мальвина — сонлива, а Никки и инспектор с трудом сохраняли спокойствие.
— Дело раскрыто, — объявил Эллери.
Марк расхохотался.
— Черт бы тебя побрал, Марк! — выругался его брат.
Мальвина начала напевать унылую мелодию.
— Я часами бросал эти рубиновые кости, — продолжал Эллери, — с самым удивительным результатом. — Встряхнув кости в правом кулаке, он бросил их на стол.
— Девять, — сказал Трейси Хэггард. — Ну и что тут удивительного?
— Не просто девять, доктор Хэггард. Три и шесть.
— Ну, это и есть девять!
— Нервничаешь, Трейси? — хохотнул Марк.
Эллери снова бросил кости.
— Одиннадцать.
— Не просто одиннадцать, доктор. Пять и шесть. — Эллери бросил кости в третий раз. — А теперь семь — один и шесть. Вот так всегда.
— Что — всегда? — спросила Никки.
— Всегда шестерка, малышка. Пока вы были наверху, я сделал несколько сотен бросков этих костей, и, хотя одна из них вела себя с заслуживающим одобрения разнообразием, другая каждый раз показывала шестерку!
— Мошенничество! Кость «заряжена» — налита свинцом! — воскликнул инспектор. — Кому, ты сказал, принадлежали эти кости?
— По словам Марка, Гаю Цезарю, более известному как Калигула — императору Рима с 37 по 41 годы. И это очень похоже на правду, так как Калигула был одним из самых выдающихся в истории мошенников при игре в кости.
— И что все это значит, Эллери? — спросил Марк Хэггард.
— Ваш отец оставил эти кости в качестве ключа, указывающего на одного из вас как на его убийцу. Здесь были две кости, а в комнате было два револьвера 38-го калибра. Теория: кости были для вашего отца каким-то образом связаны с двумя револьверами. Но теперь мы знаем, что одна из этих костей «заряжена» — ты сам использовал этот термин, папа, — а другая нет. Вывод: Джим Хэггард хотел сообщить, что убийца зарядил один из этих револьверов.
— Великолепно! — воскликнул Марк Хэггард.
— Нелепо, — возразил его брат. — Конечно, он зарядил один из них. Но какой именно?
Мальвина продолжала улыбаться и напевать, отстукивая ритм точеными белыми пальцами.
— «Заряженная» кость всегда показывает число шесть, — объяснил Эллери, — а один из револьверов лежал на полке под номером 6. Очевидно, револьвер, связанный с этим числом, и был тот, который зарядил убийца, иными словами, тот, из которого он всадил роковую пулю в Джима Хэггарда.
— Ну и что? — фыркнул Трейси Хэггард. — Каким образом знание того, из какого револьвера застрелили папу, поможет нам определить, кто из нас это сделал?
— Убийца открывает дверь — револьверы 38-го калибра находятся на полках справа и слева от него. Мы знаем, что он выбрал револьвер с левой полки. Какой человек, столкнувшись с подобным выбором, автоматически берет предмет слева? Разумеется, левша. И это указывает на… — Эллери умолк.
— Здорово! — с восхищением произнес инспектор. — Как только это получается у моего малыша, Никки?
— И каждый раз! — с восторгом подхватила Никки.
— Так на кого же это указывает, сынок? — спросил старик, потирая руки.
— Предполагалось, что это должно указывать на Мальвину, — сказал Эллери, — которая, открыв нам дверь, держала свечу в поднятой левой руке — что вслух прокомментировала мисс Никки Портер, — в то время как братья добросовестно демонстрировали в течение ночи, что они оба правши. К сожалению, леди и джентльмены, мне придется разочаровать вас. Помимо множества мелких, чтобы не сказать смехотворных, нелепостей в замысле, в нем был один чудовищный изъян.
— Замысел? Изъян? — пробормотал инспектор Квин.
Братья уставились на Эллери. Даже помраченный ум Мальвины, казалось, прояснился от его слов.
— Мне сказали, — продолжал Эллери, — что рубиновые кости были подарены Джиму Хэггарду по случаю рубинового юбилея свадьбы мистера и миссис Хэггард.
— Ну конечно, Эллери! — воскликнул инспектор. — Ты ведь сам видел надпись на шкатулочке!
— А ты говорил мне, папа, что был шафером на свадьбе твоего старого друга Джима Хэггарда сорок лет назад. Даже упомянул дату — 1911 год.
— Да, но я не понимаю… — с сомнением начал старик.
— Не понимаешь? Сколько лет назад был убит Джим Хэггард?
— Десять лет, Эллери, — ответила Никки. — Так они сказали.
— Женился сорок лет назад и умер десять — значит, во время смерти Джим Хэггард не мог быть женатым более тридцати лет. А какой юбилей называют рубиновой свадьбой? Не напрягайтесь — сорокалетний. Поэтому я вынужден спросить, — вежливо продолжал Эллери, — каким образом мистер и миссис Хэггард могли получить подарки в честь сорокалетия их свадьбы, когда мистер Хэггард умер, будучи женатым всего тридцать лет? Не дожидаясь ответа, я должен прийти к выводу, что математическая ошибка заключена в цифрах, касающихся «смерти» мистера Хэггарда. Это подтверждают кости, чьи два невинных глаза в золотой оправе доказывают, дорогие детки, что ваши родители отмечали рубиновый юбилей в этом году. Поэтому я счастлив сообщить — как если бы вы сами этого не знали, — что ваши отец и мать живы, друзья мои, и что все это было мистификацией! Вы лгали, Марк. Вы лгали, Трейси. А ваше исполнение роли безумной Офелии, Мальвина, полностью подтверждает слова Трейси о вашей многообещающей карьере на сцене. А ты, мой достойный родитель…
