в свое дело и свой пятачок береги для копанья земли! Ишь нашелся праведник!», «Иди, иди, пока тебя не слопал Ван! Ах ты глупое Рваное Ухо, подожди, тебе не только уши, но и ноги оборвут, зa твое заступничество».
Так провожали кумушки почтенного старого кабана, которого в тайге называли Рваным Ухом, потому, что в молодости он едва не погиб в когтях тигра и отделался только рваными ушами. Это был старый инвалид, израненный зубами и когтями хищников, и пулями охотников. На толстой шкуре виднелись многочисленные шрамы и раны, полученные в боях и стычках. Густая щетина на хребте его и на голове белела сединой. Правый клык был сломан, а левый пожелтел и согнулся в дугу. Огромные копыта его давали след, не уступавший бычьему.
Медленно продвигаясь по солнопеку, взрывая землю длинным рылом, в поисках желудей, похрюкивая и помахивая остатком короткого хвоста, он думал свою кабанью думу.
Он сравнивал кумушек с людьми и находил между ними большое сходство. На счет умственных способностей двуногих он был особого, невысокого мнения, так как не раз имел случай убедиться в глупости, недогадливости и физической слабости человека, именующего себя «царем природы». «Хорош, царь, которого наш Ван может слопать в один присест! – размышлял старый лесной ветеран, прожевывая вкусные желуди, – а уж про нравственность этого «царя» и говорить не приходится!»
Долго еще ворчал про себя старый кабан и брюзжал на весь свет, пока не набил себе желудок жирными желудями. Сон стал одолевать его, и он отправился на свою лежку под старым, как и он сам, дубом.
Лесные кумушки, перемыв косточки всем своим знакомым, дальним и ближним родственникам, разлетелись в разные стороны, по лесам, с готовыми новостями и достоверными сведениями.
Миновали страшные, «звериные ночи». Тайга успокоилась и зажила своею обыденною будничной жизнью.
Ван со своей подругой спустился с высот Татудинзы, тощий и голодный.
Молодая тигрица также сильно проголодалась. Да! Одной любовью сыт не будешь!
XX. Первое горе
Выйдя на тропу, протоптанную тиграми по гребню горного хребта, тигрица направилась по ней, в надежде высмотреть по склонам пасущихся кабанов. Ван следовал за ней неотступно, повинуясь чувству привязанности, свойственному самцам. Тигрица-же помышляла уже о том, чтобы уединиться и уйти от своего повелителя. Чувство голода было сильнее всех других побуждений и овладело ею всецело.
Ван шел за своею подругой, понурив голову, и думал также о том, что не дурно бы плотно закусить!
Вдруг слух его был поражен каким-то оглушительным шумом, как будто грянул гром; неподвижный морозный воздух содрогнулся, и дремавшая тайга ахнула. Столб снежной пыли взвился кверху и засыпал лежавшую вдоль тропы тигрицу.
Владыка тайги, находившийся от нее в десяти шагах сзади, присел от неожиданности и первое мгновение никак не мог сообразить, что произошло.
Когда улегся снег и звуки замерли в лесной чаще, он подошел к месту взрыва. Печальная картина предстала перед его удивленными глазами.
Молодая тигрица лежала бездыханная на тропе. Пушистая пелена снега покрывала ее роскошный светло-желтый мех. Сквозь белую пелену просачивалась темная горячая кровь и стекала тонкой струйкой под левую лопатку. Зверь лежал на правом боку, голова и ноги были вытянуты. Пушистый хвост натянулся, как струна, и застыл.
Смерть наступила моментально.
Не зная, в чем дело, Ван старался лапами поднять неподвижное тело своей возлюбленной, но оно было безжизненно и, как мешок, падало на снег, окрашенный кровью. На боку тигрицы зияла черная глубокая рана, с рваными краями.
Сделав еще несколько попыток поднять на ноги свою подругу, Ван понял, что это напрасно; он почувствовал около себя смерть, в глазах его, дотоле спокойных и безмятежных, блеснул огонь кипучей злобы и ненависти. Он взвился на дыбы во весь свой гигантский рост и заревел. Рев этот был голосом отчаяния и горя. Он гремел под сводами дремучего леса и казалось сотрясал основы гор и застывшую землю.
Все живое в тайге притаилось и ожидало дальнейшего развития событий. Затаив непримиримую месть в сердце, Ван подошел к телу своей мертвой подруги и лег рядом с нею, положив на ее холодеющую грудь свою прекрасную могучую голову.
Он думал о причинах смерти своей подруги и догадывался, что виновником является человек, с его хитрыми выдумками и орудиями, о которых он уже имел представление во время своих прежних охотничьих походов в районе звероловных фанз.
Тигрица была убита заряженным стволом зверолова Ли-Сана на тропе, где имеют обыкновение ходить тигры. Заряженный пулями и кусками железа, ружейный ствол привязывается к особой скамейке, на высоте груди зверя, в трех шагах от тропы; поперек тропы протягивается тонкая проволока, задевая за которую, зверь непроизвольно производит выстрел, посредством устройства особого запала у ружейной затравки. Ствол маскируется ветками, а тонкая проволока во время мороза покрывается инеем и становится невидимой. Чтобы не наткнулся на нее человек, по обеим сторонам ее, у тропы делает особые заметки и значки на стволах деревьев.
Тигр не знал этой лесной грамоты и не предупредил подругу о грозящей опасности.
Лишь только солнце осветило вершину Татудинзы своими розовыми лучами и в тайге исчезли ночные тени, заботливый зверолов Ли-Сан с кошелкой за плечами, вооруженный длинной палкой, вышел из своей фанзы и направился бегом по тропинкам, проверять свои ловушки.
Много всякого зверя добыл уже за эту зиму Ли-Сан, и дорогого соболя, и колонка, и белку, но ни разу еще не посчастливилось ему добыть тигра, Лао-Ху, за которого можно взять в Нингуте не менее тысячи даянов.
Заметив, что тигры часто посещают эти места и проложили даже тропу по хребтам и увалам, он поставил на одном из хребтов заряженный ствол, предварительно заговорив его у знакомого старика знахаря, чтобы пуля положила зверя на месте.
Бодро шагал Ли-Сан по тропе, взбираясь на хребет, где стоял его заряженный ствол. Он знал хорошо, что хищники бодрствуют только ночью, а потому смело и уверенно шел вперед к своей цели, в надежде увидеть на тропе хоть свежий след тигра.
Поднявшись на перевал хребта и постояв немного у кумиренки, врезанной в ствол старого кедра он направился по старым следам тигров к тому месту, где недавно прикрепил свой надежный ствол.
Солнце поднялось уже высоко. В тайге стояла тишина и только дятлы постукивали по стволам деревьев, да попискивали рябчики.
Пригретая зимним солнцем, серая белка выскочила из своего дупла и, сев на задние лапки, уставилась с любопытством на согнутую фигуру зверолова, шагающую внизу под кедрами.
До ствола осталось шагов сто, не более. Ли-Сан остановился
