Светло-голубые глаза сержанта Эбботта сердито блеснули, А упрек во взгляде его начальника стал еще более заметным.
— Готов биться об заклад, хотя не люблю держать пари, — продолжал Лэм, — что знаю, о чем вы думаете. «Что значит убийство одного старого профессора, когда тысячи людей во всем мире разрывают друг друга на мелкие кусочки?»
— Вы как всегда правы, сэр. Именно об этом я и думал.
— Тогда перестаньте это делать и послушайте меня! Что лежит в основе этой и всех прочих войн? Презрение к закону, как и в любом другом преступлении. Кто-то чего-то хочет и старается это заполучить, не заботясь о том, что стоящие на его пути могут пострадать. Когда подобная страсть овладевает целыми народами, их невозможно остановить. Но на случай, так сказать, индивидуального преступления, существует закон и существуем мы. Каждый раз, когда мы ловим преступника, мы показываем людям, что закон защищает тех, кто относится к нему с уважением. Таким образом люди становятся законопослушными и начинают уважать законы других народов — в результате возникает нечто вроде международного закона. Беда немцев в том, что они перестали уважать закон — сначала других народов, А потом и свой собственный. Здесь такого никогда не случится, но закону необходимо служить. Мы с вами слуги закона, и что бы мы ни делали — летали на самолете, водили танк или охотились на убийцу, — мы должны выполнять нашу работу… Ну, вот мы и прибыли. На перроне местный полицейский — надеюсь, он приехал на автомобиле.
Надежда сбылась, и их отвезли в полицейский участок Борна, где они побеседовали с радостно возбужденным Сирилом Бондом и выслушали его показания. Паренек четко ответил на все вопросы и был отпущен с указанием держать язык за зубами. После этого Лэм заявил, что они отправятся в пасторский дом, если кто-нибудь покажет им дорогу, но сначала хотели бы взглянуть на церковь.
Глава 16
Мисс Браун сидела в черном платье за столом в старом пасторском кабинете, прямая, как трость, не сводя с лица старшего инспектора испуганных глаз с расширенными зрачками. Она была настолько бледна, что, казалось, вот-вот упадет в обморок.
Сержант Эбботт устроился у края стола, вооружившись записной книжкой. В ходе профессиональной деятельности ему не раз случалось видеть испуганных людей, но далеко не все из них выглядели испуганными до такой степени.
— Вы мисс Медора Браун? — заговорил Лэм после впечатляющей паузы.
— Да.
— Вчера, свидетельствуя на дознании по поводу смерти Михаэля Харша, вы заявили, что, воспользовавшись утром во вторник вашим ключом от церкви, вернули его назад в верхний левый ящик бюро мисс Фелл и больше не ходили в церковь.
— Да.
— Вы бы хотели что-нибудь изменить в этих показаниях или добавить к ним?
— Нет, — ответила она, почти не шевеля губами.
Лэм не спеша развернул лист бумаги.
— Передо мной показания свидетеля, который утверждает, что находился на аллее, известной, как Церковный проход, в вечер смерти мистера Харша где-то между девятью и без четверти десять. Он заявляет, что вы вышли на аллею через садовую дверь, где вас встретил профессор Мадок и спросил, идете ли вы в церковь повидать мистера Харша, который играет там на органе. Он сказал, что вы не должны туда ходить, и потребовал, чтобы вы отдали ему ключ. Когда вы отказались, он вывернул вам руку и ключ упал наземь. Мистер Мадок подобрал его и удалился в направлении церкви, А вы вернулись в сад и закрыли за собой дверь. У вас имеются какие-нибудь замечания?
Мисс Браун облизнула бледные губы.
— Нет.
Лэм склонился вперед.
— Майор Олбени утверждает, что вашего ключа не было в ящике бюро в четверг вечером, но когда вы все вернулись с дознания в пятницу, он оказался на месте. Существует доказательство того, что вы выходили из дому в четверг в полночь на четверть часа и побывали в проходе. Один из осколков стекла, которые там находились, пристал к вашему платью. На ботинке мистера Мадока также был осколок. Из этого мы делаем вывод, что вы снова встречались с ним в четверг в полночь и он вернул вам ключ, который забрал у вас во вторник.
Последовала длительная пауза. Оторвав глаза от записной книжки, сержант Эбботт наблюдал за мисс Браун. Она смотрела не на него, А на старшего инспектора, который сразу же заметил, что ее взгляд изменился, как будто, услышав худшее, она обрела мужество. Поза ее перестала быть застывшей, А лицо — мертвенно-бледным. Конечно нельзя было сказать, что оно порозовело — ее гладкая кожа, возможно, никогда не знала румянца. Но парализующий страх явно исчез.
Когда эти мысли проносились в голове у Лэма, мисс Браун шевельнулась и произнесла быстро и тихо:
— Вы позволите мне объясниться?
— Разумеется, — ответил Лэм. — Буду рад вас выслушать.
Она слегка склонилась к нему.
— Конечно я не знаю, кто ваш свидетель, по он ошибается. Могу рассказать вам, что произошло в действительности. Я услышала, что мистер Харш играет в церкви на органе. Он превосходный музыкант… точнее, был им. Я часто ходила в церковь слушать его игру и хотела сделать то же самое во вторник вечером. Свой ключ я взяла, так как он иногда запирал дверь. Я прошла через сад и открыла дверь в проход. Такая же дверь чуть подальше ведет на кладбище у церкви.
— Да, мы уже ознакомились с местностью.
— Тогда вы меня поймете. Только я вышла в проход, как услышала шаги и увидела, что кто-то приближается со стороны деревни. Это был мужчина, но, безусловно, не мистер Мадок — я его не узнала. Он что-то крикнул, А я вернулась в сад и закрыла за собой дверь, как говорит ваш свидетель. Мне показалось, что этот человек пьян, и я раздумала идти в церковь. Когда я поднялась в свою комнату, то обнаружила, что уронила ключ.
— И вы вернулись за ним?
Мисс Браун покачала головой.
— Нет.
— Почему?
— Было уже поздно, А тот мужчина напугал меня. Я подумала, что мисс Фелл скоро пойдет спать, и мне не хотелось давать объяснения, поэтому я отложила поиски до утра.
«Одной причины было бы достаточно, — подумал Фрэнк, — А она предложила целых пять. Это означает, что она нуждается в оправданиях. Женщины всегда перебарщивают».
Записывая ее показания, он услышал следующий вопрос Лэма:
— Откуда вы знаете, что в проходе был не мистер Мадок?
— Тот человек был ниже ростом.
— Вы видели его лицо?
— Нет.
— Почему? Ведь светила луна, не так ли?
— Над стеной нависали деревья, и его лицо было в тени.
— Вы уверены, что не узнали его?
— Абсолютно уверена. — Теперь она сидела в непринужденной позе, положив руки на колени.
