В старости мы становимся настолько взрослыми, что теряем даже жизнь.
– Нам никуда не деться от этого…
– Я не хочу взрослеть, потому что боюсь потерять всё, что делает меня счастливой сейчас. Но ещё хуже то, что возможен и обратный процесс, то есть, когда мы теряем что-то и поэтому взрослеем. Мы взрослеем, теряя, и теряем, взрослея.
– А может во взрослой жизни не так уж много плохого? – тихо сказал я, стараясь придать своему голосу наигранной уверенности и бодрости. – Новые возможности, новые мечты, новые друзья… Может, в этом и вся прелесть жизни, что можно постоянно меняться и менять всё вокруг?
– Может быть, – тихо ответила Катя, и мне показалось, что её голос изменился. – Только как же это порой невыносимо – терять кого-то!
– Ты о родителях?
– Я о тебе, – ответила она. Я повернулся к ней и увидел, что она вот-вот заплачет. Я не знал, что нужно делать и говорить в такой ситуации, поэтому просто сидел и молча смотрел на её молчаливые страдания.
– Не надо, Кать, – смог выдавить я из себя наконец и попытался обнять её, но она встала и быстро зашагала в сторону деревни, а я остался сидеть там, молча смотря ей вслед и проклиная себя за собственную глупость.
Первые несколько секунд я мог слышать, как сердце тяжело стучит у меня в висках. Что я чувствовал тогда? Облегчение от того, что смог избавить себя от возможности уступить своим мечтам? Страх от того, что не мог выразить словами свою боль от потери собственной идентичности? Страх от возможности остаться в одиночестве? Угрызения совести от осознания своей двуличности? Или, может, ужас от осознания себя как законченного лицемера? Думаю, нет. Я помню, что чувствовал тогда лишь усталость от бессонной ночи и от терзавших меня сомнений последних нескольких месяцев. Я настолько устал от всех этих переживаний и сомнений, что именно тогда решил окончательно сдаться и оставить в прошлом всё, что рождало во мне эти сомнения. В угоду собственным лицемерным капризам я решил бросить всё то, что делало меня слабым к предстоящей новой жизни, и подчиниться позывам не совести, а эгоистичным лакированным грёзам. В тот момент мои чувства, переплетаясь в противоречиях друг к другу и взметая вихри сомнений, будто бы оглушили меня, погрузив моё сознание, усыпляемое чудовищной усталостью, в задумчивое оцепенение. Через несколько минут, уже освещённый вставшим солнцем, я пришёл в себя и сразу же пожалел о том, что не напился прошлым вечером.
9.
Мы договорились с дядей, что я приеду летом сразу после выпускного. Он сказал, что летом будет легче искать работу, пока большинство работающего населения города будет нежиться на солнечных южных пляжах. Я решил, что поеду в город именно работать. Мама просила меня ещё раз хорошо подумать насчёт поступления в университет, но я ответил ей, что учиться тому, что преподают, мне не интересно, а то, что необходимо будет узнать, я сумею освоить самостоятельно. Я был молод и глуп. И это оправдание как не что иное характеризует моё тогдашнее настроение и мысли. Я считал, в своей нескромной самоуверенности, что практика есть основа любой деятельности, и именно она так или иначе определяет степень овладения каким-либо профессиональным мастерством. Я не принимал в расчёт того огромного багажа теоретических знаний, который необходимо тащить за плечами тем, кто рассчитывает хоть на какой-то профессиональный рост в любой отрасли. Откровенно же говоря, я просто не хотел учиться, несмотря на свою неиссякаемую жажду знаний, потому что перспектива зарабатывания денег привлекала меня гораздо больше перспективы зарабатывания оценок в институте.
Первое время, пока не освоюсь, не привыкну к городу и не подыщу себе подходящую работу и жильё, мама с дядей договорились о том, что я буду жить у него. Мне выделят отдельную комнату в их трёхкомнатной квартире, переделав под неё комнату для гостей. Вадим, похоже был не очень рад такой перспективе, несмотря на то что мы нормально ладили, и я не буду никого из них – и в особенности его – сильно стеснять. Все расходы на моё содержание принял на себя дядя, которому пришлось выдержать после этого многочисленные нападки со стороны моей матери в напрасной расточительности и непоследовательности.
– Хватит и того, что он будет жить у тебя, Олег!.. У нас достаточно средств, чтобы суметь содержать своего сына.
– Не беспокойся, Наташ, я не буду превышать свои полномочия опекуна. Он лишь временно перекантуется у нас, пока не найдёт себе доступное жильё и работу с нормальным заработком. Да и к тому же… Ты хоть представляешь, что ты решила сравнить?! Содержание ребёнка здесь и содержание его в городе – это совершенно разные вещи, Наташ! Здесь ему не нужно ничего, кроме еды и одежды, там же ему будет доступно огромное количество развлечений, услуг, вариантов проведения свободного времени, на которые даже вашей совместной с мужем зарплаты не хватит! К тому же не забывай о том, что твой сын уже взрослый юноша и непременно будет ухаживать за девушками, а это, скажу я тебе, не букеты нарванных в поле ромашек дарить! В городе это обходится очень и очень недёшево!
Она долгое время просто не могла найти себе места от того, что ей было «неудобно», «неловко», но в конце концов она согласилась, изрядно покраснев и опустив глаза в пол, а затем поцеловала дядю в щёку с громким причмокиванием.
На время, «пока я не подыщу себе подходящую и устраивающую меня работу», дядя обещал устроить меня в их компанию. Он работал в фирме, которая занималась производством и размещением рекламы, в должности старшего менеджера по маркетингу. Как он сам мне объяснил, он занимался рекламой рекламы, ища клиентов для реализации их услуг. Там он обещал устроить меня «младшим научным сотрудником по хозяйственной части», как выразился сам. В общих чертах я понял, что он имел в виду: мне придётся заниматься там любой сопутствующей работой – транспортировкой документов из офиса в офис, делать копии документов, протирать столы в их рабочей кухне, выносить мусор и много другой работы, не требующей специальных знаний и умений. Я понимал, что рассчитывать на большее просто не имею права, потому что есть люди, работавшие там задолго до моего появления и имеющие за плечами образование, опыт и знания отрасли, поэтому меня устраивало такое положение вещей, учитывая то, что я считал всё же эту работу временной для себя, которую я могу сменить потом, как только найду что-нибудь получше. Меня привлекала новизна и возможность
