Госпожа Буре содрогнулась от непоколебимой решимости в голосе Эрнеста; при мысли о том, что ее ждет, у нее закружилась голова: она мысленно представила полное тревог и страданий будущее, которое начертал ей этот безумец, и в полном отчаянии воскликнула:
«Ну как же мне избавиться от вас, сударь?»
Искренняя и глубокая безысходность, прозвучавшая в ее голосе, тронула Эрнеста, но только на мгновение.
«Честно говоря, – отозвался он, – я не могу выразить словами то необъяснимое чувство, что пронзило мне сердце, как только я вас увидел; но это чувство настолько непреодолимо, что просто невозможно, чтобы оно не было предопределено свыше. Это судьба. Вы должны принадлежать мне».
«Но, сударь!»
«Да, потому что я посвящу всю мою жизнь достижению этой цели, или же здесь вы освободитесь навсегда от бесконечных преследований».
«Я даже не смею понять вас…»
«Так слушайте же, сударыня, слушайте: когда мы станем одинокими и равнодушными ко всему, воспоминания о прошедшей юности согреют и осветят нежной улыбкой нашу жизнь; но из всех воспоминаний, что белокурыми головками счастливых детишек резвятся в наших поседевших головах и теплыми ручонками прикасаются к обледеневшим сердцам, из всех этих воспоминаний самыми живыми и упоительными явятся не те, что отняли у нас целые годы, смешали горе и радость, оставив на память лишь слова. Самыми яркими будут воспоминания о моментах неслыханного счастья, что воспламеняются подобно пожару, освещая и обжигая наше серое существование в течение нескольких часов, и когда костер желаний наконец угасает, мы забываем, сколько усилий потратили, чтобы его разжечь, и не отчаиваемся, что от него остались одни угли. Не случалось ли вам когда-нибудь в ночной тиши или в жаркий полдень бродить в одиночестве в лесной чащобе или на берегу озера и услышать вдалеке волшебную гармонию охотничьих рожков? Этот примитивный концерт, исполненный неизвестными вам артистами, эти звуки, пронзившие эфир едва ли на мгновение, – разве не дали они вам большего наслаждения, чем самые утонченные музыкальные пьесы, разыгранные в элитарных салонах при свечах или в переполненных слушателями залах? Разве не запомнилась вам та минута как момент несказанного счастья, разве не казалось вам тогда, что вы вторглись в таинство вечности? Если вы переживали подобное, то должны меня понять. Я люблю вас; я слишком люблю вас, а потому горю желанием побыстрее избавиться от этой страсти; я люблю вас так, что готов променять долгую упорную страсть, на которую обречено мое существо, на один час, один-единственный миг, одну-единственную вспышку блаженства; или вы – судьба, желанная добыча, которую преследуют без передышки, или же – сокровище, случайно найденное и оставленное на дороге, на которой мне больше никогда не бы-вать».
Эрнест умолк; госпожа Буре не отвечала.
«Вы молчите, сударыня? Вам нечего возразить!»
«А что вы хотите, милостивый государь? Что я могу еще сказать? Я позволила вам выговориться, поскольку не видела другого пути; но ваша велеречивость, которую я приписывала ординарной глупости, перешла в прямое оскорбление и недостойные угрозы».
«О! Не надо так…»
«А как еще? Вы встречаете женщину, и фантазии бьют вам в голову; а поскольку она совсем не то, что вы себе нарисовали, и, так как вам понятно, что этой женщине есть чего опасаться, вы бьете по слабому месту и утверждаете: «Вас можно погубить; отдайтесь же мне, как падшая женщина». Это отвратительно и низко!»
Эрнест, в свою очередь, умолк, но после некоторых раздумий продолжил:
«Вы правы, сударыня, должно быть, я виноват; придется мне потратить немало бесконечных дней, а скорее – лет, на доказательства своей любви, чтобы добиться от вас того уважения, что против своей воли испытывают к нешуточным чувствам. Отлично, сударыня! Да будет так! Время за меня. Оно рассудит нас и докажет мою правоту».
Вновь наступила тишина, которую прервала госпожа Буре.
«Вам нет нужды оправдываться, – довольно холодно молвила она, – пообещайте только, что откажетесь от своих намерений, и я прощу вас. Ведь вы меня не знали – я не могу обижаться на вас за это».
«Зато вы, сударыня, меня уже знаете; боюсь, я успел обидеть вас настолько, что ваше всемилостивейшее прощение – не что иное, как средство отделаться от прохвоста…»
«Хм, ну и словечко…»
«А вы можете придумать другое после всего сказанного? И могу ли я расстаться с вами, оставив такое мнение о себе?»
«Но мое мнение о вас вовсе не так сурово, как вы предполагаете. В самом деле, сударь, вы же только что хвалили мой ум и красоту; что ж, я принимаю вашу похвалу! Я так вам понравилась, что вы потеряли голову, хоть и против моей воли. Станьте же снова таким, каким вы были поначалу, то есть вежливым и безразличным, и мы расстанемся как лучшие друзья, уверяю вас».
«Охотно верю, но не пойду на такую сделку».
«Почему?»
«Лучше бы вы не спрашивали. Может быть, я опять вас обижу как-то… Но если завтра, через несколько дней или позже вы обнаружите, что я иду по вашим следам, куда бы вы ни направились, – не удивляйтесь».
«Как, сударь, вы не отказываетесь…»
«Нет, сударыня, и не собираюсь… Но скажите, на каком свете вы живете? Что за люди вас окружают, если среди них не нашлось никого, кто втолковал бы вам, как вы можете взорвать душу и мозг мужчины? Может, вы считаете, что я ломаю комедию? Дайте руку – чувствуете жар? Слышите, как бьется мое сердце?»
Он схватил запястье госпожи Буре, и ей передался возбужденный трепет Эрнеста.
Она вырвалась и тоже принялась дрожать, но от непреодолимого страха.
«Вы испугались, – заметил юноша. – Ну что вы, не бойтесь. Голова моя пока на месте, и сердце не разбито, так как у меня есть надежда. Я вас увижу».
«Но, сударь, – воскликнула госпожа Буре жалобным голосом, в котором чувствовалось, что она верит в искреннюю решимость Эрнеста, – умоляю вас – не делайте этого! Прошу вас именем безумия, которое я вам внушила!»
«Это любовь, сударыня!»
«Хорошо, пусть так; я прошу именем этой любви, что вы скажете?»
«Скажу нет, сударыня, нет».
«Вы же погубите меня, сударь».
Она умолкла; затем дрожащим и прерывистым голосом продолжала:
«Ну будьте же великодушны… Я верю – вы любите меня. Неумолимый рок внушил вам безумную страсть; но неужели и я паду его жертвой? Неужели я так же, как и вы, должна лишиться рассудка, лишь бы избавиться от вас?»
«Ах, сударыня!» – воскликнул Эрнест, приближаясь к госпоже Буре.
«Подождите, подумайте. Что вы скажете завтра о женщине, которая забылась до того, что…»
«Завтра, сударыня, это будет сбывшейся, то есть похороненной, мечтой. Завтра между нами разверзнется непреодолимая пропасть».
«С ума можно сойти! А кто мне за это поручится?»
