отвезли в эгинскую больницу, где ему оказали первую помощь, а затем из-за тяжести его состояния, перевели в цанийскую больницу в Пиреи.
Но все это время старец благодарил Бога, весь он был в молитве и губы непрерывно шептали: «Слава Тебе, Боже» и «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».
Врачи в цанийской больнице сочли его состояние крайне тяжелым: барабанные перепонки лопнули, и он совершенно потерял слух. Чтобы избежать заражения крови и неблагоприятных последствий, его левую руку необходимо было ампутировать.
Отец Иероним принял заключение врачей с необычайным терпением и спокойствием. «Да будет воля Твоя», – прошептал он. Во всем он видел перст Божественного Промысла и верил, что в каждом испытании проявляется воля Божия. Единственно, что его печалило, так это то, что врачи оставляли его в больнице на два с половиной месяца. Столько времени вдали от своей кельи, от любимого им уединения – это было невыносимым бременем. Не сказав ничего врачам, он поведал это Богу: непрестанно молился Ему и святым бессребреникам Косме и Дамиану, чтобы они сократили время его пребывания в больнице. И Бог, всегда внемлющий прошениям Своих верных рабов и дающий с искушением и облегчение, утешил его через святых бессребреников, которые явились отцу Иерониму во сие и сказали, что через месяц он выйдет из больницы.
И действительно несмотря на то, что лечение ампутированной по локоть руки требовало времени, с Божией помощью он быстро выздоровел.
Через месяц, как о том и сказали святые бессребреники, врачи выписали его из больницы. Только слух к нему не вернулся.
Однако отец Иероним не переставал благодарить Бога.
Ни на секунду он не терял самообладания и терпения.
– Господи, ничего у меня не было, когда я родился, – говорил он,– Ты меня создал, Ты даровал мне все. Возьми и вторую мою руку, если это полезно для моей души.
Его слова напомнили слова многострадального Иова: «Господь дал, Господь взял, как Господу изволилось, так и случилось, да будет имя Господне благословенно» (Иов, 2:21).
Как рассказывала монахиня Евпраксия, с 18 августа до середины Великого Поста следующего года он вообще ничего не слышал. Во вторник пятой недели поста отец Иероним вдруг почувствовал неясное беспокойство и тяжесть во всем теле. Поздно вечером старец попросил, чтобы его положили в эгинскую больницу. На следующее утро, придя навестить его, Евпраксия нашла старца уже в добром здравии. Он рассказал, что увидел во сне святых бессребреников, которые сделали ему укол. От боли он проснулся и сразу почувствовал себя хорошо. К нему вернулся слух, хотя, по суждению многих врачей, посещавших Эгину, на это не было никакой надежды.
Отец Иероним со слезами поблагодарил Бога и святых Его за чудесную помощь и вернулся в свой скит. В благодарность за эти чудеса: скорое выздоровление в цанийской больнице и возвращение слуха, он построил маленькую церковь в честь святых бессребреников недалеко от скита.
В скиту
С этого времени он окончательно обосновался в Благовещенском скиту, который стал не только местом его тайных подвигов и молитв, но и духовным оазисом, настоящей Силоамской купелью для многих страждущих.
Для отца Иеронима начался особый период в его жизни. С юных лет он привык во всем полагаться на Божественный Промысл. Так и теперь, после несчастного случая, он осознал, что воля Божия в том, чтобы ему остаться на Эгине. Мысли о Святой Горе исчезли. Все складывалось так, что он должен продолжить на Эгине. Каппадокийскую традицию, совмещая, подобно «пещерным» монахам, подвижничество с помощью бедным, больным, скитальцам и увечным. Отец Иероним верил, что монахи-пещерники Каппадокии по своей воле не выбирали определенного образа жизни. Подвижник, молящийся днем и ночью в своей келье, с точки зрения жертвенности, ничем не отличается от того, кто служит своим братьям, предав себя – свою любовь и самопожертвование – Богу. Старец Иероним сочетал в себе эти два образа духовной жизни: молчальничество и служение ближним.
После ухода отца Иеронима из больничной церкви, и особенно после несчастья, случившегося с ним, он смог еще больше предаться молитвенному подвигу. Молитва вела его на высоту Божественного созерцания, где ум просвещается нетварным светом, и это просвещение Святым Духом он затем передавал Божиим людям, которые все чаще и чаще посещали его.
Поселившись в скиту, он был вынужден ограничить некоторые свои занятия, такие, как постоянные хлопоты по обновлению больничного храма и ремесленные работы, и еще более посвятил себя молитве. Он был убежден, что смысл жизни любого человека – единение с Богом, и потому тот должен избегать любых занятий, препятствующих ему в этом.
Деятельность отца Иеронима постепенно свелась к трем добродетелям: молитве, благодеяниям и духовничеству и наставничеству. Где-то авва Исаак говорил, что для безмолвника, не имеющего ни денег, ни иных земных благ, чтобы раздавать милостыню, достаточно сердечного сокрушения и молитвы. Старец Иероним, кроме молитвы и сердечного сокрушения, находил множество средств, чтобы помочь нуждающимся, и в большинстве случаев помогал чудесным образом, не дожидаясь и просьб. Несомненно, не может не считаться милостыней и то, что старец, несмотря на свою телесную немощь, отдавал все свои силы наставлениям посетителей. Благочестивая монахиня Евпраксия, бывшая его верной ученицей на́ протяжении всей своей жизни и помогавшая ему после его увечья, рассказывала нам, как часто он, вероятно, для того, чтобы смягчить ее недовольство, вызванное огромным числом посетителей, смиренно говорил ей:
– Монахиня, у нас нет денег, чтобы давать милостыню, поэтому и те несколько слов, какие мы говорим, и есть милостыня.
Отец Иероним верил, что молитва – единение ума с Богом, для монаха является главным занятием. И молитва, как и ежедневные службы, не была для него в тягость. Он считал церковные службы необходимыми. Сам никогда их не пропускал, даже если случалось оказаться вне кельи. Он говорил, что во время молитвы необходимо свободно исповедать Господу все, что тебя беспокоит.
Часто он нам повторял:
– Когда умирает твоя мать или кто-то из родственников, берешь ли ты книгу, чтобы оплакать его? Конечно, нет. Слова сами складываются в твоем уме от печали. Так и в молитве. Мы должны свободно изливать перед Богом все, что нас тревожит.
Непосредственность и дерзновение в молитве были присущи ему самому. Он явно ощущал присутствие Божие и поэтому, когда молился, всегда плакал. Как только он произносил «молитвами святых отец наших», чтобы начать какую-либо службу, так слышалось всхлипывание.
Он настолько привык к этому, что и не представлял себе молитвы без слез. Поэтому часто советовал нам:
– Не прекращай молитву, пока не проронишь хоть капельку слез.
Все дневные службы
