только на чехле. Его вернули законному владельцу.
Йозеф кивнул и покрутил подарок в руке.
– Спасибо. Теперь не страшно на улицу ходить. – Он усмехнулся, однако поэт шутку не оценил и отправился в свою комнату.
***
Иосиф проспал полдня. Когда он проснулся и прошел на кухню, Йозеф уже стоял на ногах и готовил. При виде арендатора он сказал:
– Тебе, это, звонили. Ульрих звонил.
«Боже, что ему надо?» – подумал Иосиф и подошел к телефону.
Директор клуба ответил сразу:
– Какого черта, Иосиф? Снова твое имя мелькает в заголовках газет.
– Видишь ли, тут такая история…
– Ну давай, давай. Объясни мне, как ты со своим дружком задержал сына Анны Хайнц.
У поэта отвисла челюсть.
– Чего-о?
– Она уже звонила мне с угрозой. – Он хмыкнул. – Она считает, что вы двое оклеветали Эцэля, который якобы никого не убивал и вообще стал невольным свидетелем всего происходящего.
Иосиф стиснул зубы.
– О какой клевете ты говоришь? Да у него в карманах нашли двенадцать пакетиков с наркотиками!
– Она меня даже слушать не хочет и намерена подавать на тебя в суд.
– Пускай подает. Я еще о ее сыне статью напишу.
Глава 7
Непризнанный шедевр
28
– Да что же происходит, в самом-то деле? – плакала в трубку Жозефина. – Ни недели без скандалов! Анна мне уже все уши прожужжала, сделала из меня чуть ли не самого злейшего врага, мол, вот и познакомила ее с тобой.
Иосиф закусил губу. Жозефина позвонила ему сразу же, как только узнала о скандале из газет. Поэт вспомнил их размолвку, но не стал ничего говорить, сейчас не до этого. Он поведал даме сердца всю историю, от начала до конца. Та слушала в полном молчании, а под конец расплакалась.
– Анна тоже хороша, не намного лучше сына. Винит всех, а сама-то что? Воспитывать надо было! В итоге ты крайний. Да и я не без малого дура. И что за собака меня укусила вас познакомить тем вечером?..
– Не кори себя, Жоззи. Ты уж точно ни в чем не виновата. Будь что будет. Навряд ли она всю полицию купит, а мою вину доказать очень сложно.
– Я порвала связь с Анной. Теперь она для меня пустое место. Так еще, думаю, дочь ее добьет клуб; не сомневаюсь, она тоже в мамашу пошла.
– Может, ты и права, но Ульрих не сможет ее прогнать – нет пока на то оснований.
– Да, он мне так же говорил.
Повисло молчание, всхлипы прекратились.
– Иосиф?
– Да?
– Я хотела бы тебе кое-что сказать насчет того утра… Ты не накручивай себя, ладно? Если хочешь, мы можем обратиться к психиатру.
Поэт закатил глаза.
– Не надо мне никаких докторов, Жозефина. Я хочу забыть ту ситуацию, вот и все. Я здоров.
– А если мы поженимся? Тогда в разных комнатах спать будем?
Иосиф вспомнил разговор с Ульрихом. Пока Жозефина не заговорила, поэт старался не думать об этом, а теперь понял: у нее в планах свадьба. Нет, рассказывать о договоре с ее сыном не стоит, а то еще обидится. К тому же сейчас не самое подходящее время.
– До свадьбы надо еще дожить.
– Ладно, поняла тебя. Ну, желаю тебе удачи и сил.
Она вздохнула и повесила трубку.
29
В субботу Иосиф отправился в клуб и встретил на пороге Джуту. Она нахмурилась и хотела уже открыть рот, когда поэт протянул ей статью в три листа о том происшествии. Он написал ее, тем самым хотел поделиться со своими друзьями по клубу случившимся. К тому же ему хотелось высказаться, да вот только кому? Жозефина и так нервничает, Йозеф отмахнется. Вот и остается бумага. Иосиф в красках описал тот вечер, просидел над столом всю ночь, а когда дрожащая рука поставила последнюю точку, в сердце отлегло. Словно камень с души свалился. Теперь плохие воспоминания стали строчками на клочке бумаги. Поэт мог бы ее порвать и выкинуть в урну или же поджечь на плитке, но решил поделиться с клубом. Лучше всего говорить о переживаниях с третьими лицами, они объективно оценят положение вещей и поддержат, а даже если и нет… зато на душе легче станет. В общем, Иосиф решил подкорректировать свой очерк и отнести в редакцию.
Джута прочитала рукопись и вернула ее автору.
– Извини, но сегодня я не смогу разрешить тебе вешать ее на стенд.
Иосиф поднял бровь.
– Почему?
– Сьюзен попросила.
– Но как же свобода слова?
Редактор закатила глаза.
– Слушай, свобода слова не должна ущемлять права других, ясно? Не могу же я ей отказать, тем более… это и так для нее позор, а ты еще на стенд хочешь такое повесить.
Не успел поэт возразить, как подошел Ульрих и пожал Иосифу руку.
– Привет, герой. Пошли, сейчас Сьюзен будет читать отрывок из своего первого романа.
Поэт вздохнул и покорился судьбе. Единомышленники встретили его удивленными взорами и молчанием. Иосиф с бесстрастным видом уселся на диван. В центре круга сидела Сьюзен – стройная девушка с темными кудряшками и в берете, как символе битников. В руках она держала кипу листов. При виде Иосифа дочка Хайнц как ни в чем не бывало сказала:
– …Дорогие друзья, сегодня я хочу представить вам свой первый роман, он называется «Чем богаты, тем и рады». Я над ним работала почти три месяца и очень волнуюсь. Прошу оценить его.
– Просим, просим, – сказал Ульрих, и некоторые члены клуба закивали. – Прочитай нам хотя бы несколько отрывков.
Сьюзен откашлялась и начала:
– «“Слышишь, как ветер шелестит? Тебе холодно, поди?” – “Нет, – отвечает Роза и склоняется над мусорными баками, выпячивая зад. Она чувствует лишь приятное жжение внизу живота. – Нет, милый, мне горячо. Очень, очень горячо!” – “Мне надо передохнуть”, – говорит Джо и застегивает штаны. Роза спускает подол юбки. Джо закуривает, и она протягивает руку. “Дашь?” Он дает ей самокрутку, и оба затягиваются. Трава заглушает запах помойки, но не сильно; через несколько секунд он смешивается с ней и образует еще более невыносимую вонь. Роза ежится. “А вот теперь мне холодно! Согрей меня, Джо”. Он обнимает ее, она продолжает говорить: “Проклятый Юнг! Забрал деньги за аренду, выгнал нас и теперь нежится у камина. Джо, давай его прогоним, а?” – “И как же?” Роза нагибается и достает из прогнившей кучи мусора биту. Крепкую такую, совсем новую: даже этикетка не отклеилась. “А давай вот этим”, – говорит она».
– Что ж, очень интересно, – сказал Ульрих, когда Сьюзен замолчала.
Она улыбнулась.
– Спасибо.
Потом Хайнц прочитала еще несколько отрывков: и как Джо избил до полусмерти
