отец Саввы избегал заходить сюда, зная, что будет лишним для сына и падчерицы. И не мог столкнуться с уже бывшей женой. Сестра и брат жили одни, и впрямь почти как сиротки. Разве что на полном обеспечении. Лилит окончила школу и была на перепутье, все думала, куда податься. Говорила, что хочет стать моделью. Савва много рисовал в это время, и сестра, конечно же, была первой и благодарной его натурщицей. «У тебя талантище, – говорила она. – Ты в своего отца, алкаша, пошел. Способностями, в смысле. Поступай в художественный институт, не прогадаешь». Но отец, прятавшийся от мира в мастерской, узнав о намерениях сына, сказал: «Хочешь стать несчастным – иди в художники. И приготовься мучиться всю оставшуюся жизнь».
Как-то мать зашла проведать детей. В первую и в десятую очередь Савву, конечно. И вновь сказала лишнего. Случилось это роковым образом, нелепо и гадко, после чего их надтреснутый мир окончательно развалился. Мать привезла продуктов и попутно спросила:
– Лилит здесь?
Та была в своей комнате, но заранее наказала не выдавать ее. Она увидела мать, выходящую с сумками из «Победы», дорогой машины, в окно, и спряталась в их с Саввой комнате. Не хотела здороваться с матерью.
– Ее нет, – ответил Савва.
– Опять шляется где ни попадя?
– Я за ней не слежу, – насупился сын.
– Вот что я скажу. Если бы твоя сестра решила стать актрисой, а еще бы в кино пошла, она бы стала примой. Артистизма ей не занимать. И в меня пошла, и в своего отца поляка, актерчика, будь он неладен. Но не бывать ей такой. Даже если сильно захочет, – усмехнулась мать. – Бедовая она, еще хуже меня, стопроцентная шалава. Порченая тварь, прости меня Господи. Может, я и плохая мать, но я – трудоголик. Всю себя посвятила искусству. Судьба у меня такая. Что до Лильки, все, к чему она прикасается, в конце концов погибает. Как тот ее парнишка. Как его звали, Витек, что ли? – поморщилась она.
– Какой Витек?
– Который из-за нее с крыши бросился – и разбился насмерть. Не слышал об этом? – удивилась мать.
– Я об этом ничего не знаю, – опешил Савва.
– Ну, теперь знаешь. В лепешку, бедняга. Вот так об нее все будут расшибаться. А ты держись от нее подальше. Я бы ее отселила в другую квартиру, да она тут прописана, не вырвешь как сорняк.
Савву переворачивало оттого, что Лилит сейчас слышит, как мать беспощадно поливает ее. А еще вырвется из комнаты – и тогда начнется.
– Она твоя дочь, мама, зачем ты так?
– Увы, Савва, так сложились обстоятельства. Держись от нее подальше, вот тебе материнский совет. Если бы повернуть время вспять, я бы того поляка проклятущего отшила бы, да поздно. Что сделано, то сделано. – Она тяжело вздохнула, немного несмело, чувствуя свою вину, открыла объятия. – Иди сюда, милый.
Савва не устоял – утонул в ней. Как же крепко она его прижала в эти мгновения! Как будто, как лягушонка, раздавить хотела.
– А может быть, останешься? – ни с того ни с сего, не подумав, ляпнул он. – Хотя бы на эту ночь?
– Милый… – Она отрицательно покачала головой. – Никак…
– Ну, хотя бы на часок, посидим, чаю попьем?
– Я бы осталась, но мне надо в театр. У нас еще репетиция. Я сегодня танцую танго. Моя героиня танцует. Знаешь, как пьеса называется? «Две жены Адама».
– А у него разве не одна жена была? Ева?
– А вот и нет, милый. Первой женой была, не поверишь, Лилит. Непокорная, злая, самовлюбленная. Никого не напоминает?
Савва хотел дерзнуть и спросить: «Тебя?»
– Адам от нее отказался, кстати, – добавила мать. – Не сдюжил, бедолага.
– А ты кого играешь? – спросил Савва.
– Ее играю, милый. Лилит, – усмехнулась она. – Добродетельных героинь играть скучно, а вот таких змей, как Лилит, самое то. Для меня, по крайней мере. Ладно, полечу, меня машина ждет. На премьеру обязательно приглашу.
Она горячо и звонко поцеловала его в щеку и ушла. А он остался с двумя авоськами в коридоре переварить услышанное. Дверь в их комнату открылась, вышла Лилит. Вальяжно привалилась к косяку, как она умела это делать, скрестила руки на груди.
– Ну что, купила тебя мамочка разговорами?
– Ты все слышала?
– До единого слова.
«Останься, мамочка, на ночь. Ах нет? Ну тогда чайку попьем. Опять нет? Да что же это такое… А ты точно моя мамочка?»
– Вы обе хороши, кстати.
– А ты подумал, куда бы я делась, если бы она оттаяла и осталась? Сидела бы как мышь в нашей комнате? В шкафу бы змейкой свернулась?
– Прости, у меня вырвалось.
– Да, да. – Она отвалилась от косяка. Яркие зеленые глаза уже заволакивало пеленой гнева. Но не к нему был обращен этот гнев. – Значит, я бедовая шалава? Порченая тварь? Кто я там еще, исчадие ада?
– Этого она не сказала.
– Правда? Ну спасибо ей. А могла бы не церемониться.
– Кто такой этот Витек?
– Какой Витек?
– Ты знаешь – ты все слышала.
Это напоминание разом остудило сестру – Лилит нервно пожала плечами:
– Так, ухажер был.
– Он правда бросился с крыши и разбился? Из-за тебя?
– Откуда я знала, что он такой дурак?! – взорвалась она. – Что выполнит обещание?!
– Так он обещал спрыгнуть?
– Да, обещал. Сказал: «Люблю тебя! Но если ты меня не любишь – я брошусь с крыши». Я не поверила. Решила: шутит дурачок. Да и не любила я его – и так ему и сказала. Чего мне врать-то? С какой стати? «Хочешь прыгать, – говорю, – прыгай». А он взаправду бросился и разбился. Теперь мне с этим жить. Ничего – справлюсь как-нибудь.
– А почему ты мне об этом не рассказала?
Лилит вскинула брови:
– А почему я должна была тебе об этом рассказывать?
– Ну просто, я же твой… – Он осекся.
– Брат?
– Да.
– Вот поэтому и не рассказала. Чтобы ты не мучился и голову себе лишним не забивал. Был дурачок – нет дурачка. И хватит об этом. Ну какая же она стерва, – покачала головой Лилит.
– Кто?
– Кто-кто? Наша матушка, заступница и распутница.
– Не говори так.
– Почему не говорить? Если это правда?
Савва отрицательно замотал головой:
– Неправда.
– Еще какая правда. Знаешь, как она репетирует? Как она танго танцует, знаешь?
– Как?
– Каком кверху, как говорил один мой старший приятель, вот как.
– Хватит, а? Тебе не мерзко?
– Мерзко, когда я думаю о ней. – Лилит хитро прищурилась: – Любишь ее?
– Конечно, она же моя мать.
– И что с того? Она и моя мать тоже. Но я ее ненавижу.
– Это
