2010 г.
♪ Tiesto — Ten Seconds Before Sunrise
Остров свободы
Vita sine libertate, nihil.
Жизнь без свободы — ничто.
Рим, 80-й год нашей эры.
У большого дома богатого патриция Гая Кассия стояла жалкая лачуга. Это было жилище кузнеца Ферба. Ферб был рабом своего господина Кассия.
Молодой и крепкий черноволосый чужеземец, каких римляне презрительно именовали варварами, не всегда был рабом. Когда-то давно он жил в Дакии, земле далеко на востоке от Италии. Отец Ферба, храбрый воин Клос, был вождём племени. Он научил сына ездить верхом, владеть мечом и копьём. Но однажды брат отца подло убил Клоса, борясь за власть над его землями. Предатель велел убить и всю семью Клоса, но мать Ферба успела раздобыть для сына коня. Молодой Ферб вынужден был покинуть родную землю, направляясь на запад…
По сравнению с иными рабами, трудившимися на рудниках или гребцами на галерах, Ферба можно было считать счастливым человеком. Он не нуждался в пище и одежде, мог позволить себе краткий отдых. Хозяин ценил талант молодого дака в ковке замечательной красоты мечей и различных вещиц из меди и бронзы. Когда настроение господина было особенно хорошим, Кассий даже выдавал рабу-кузнецу несколько медных ассов в награду за труд и отпускал на день в Город.
Сейчас кузнец Ферб, как обычно, делал своё дело. В его мастерской из бесформенного металла в огне рождался новый меч. Раб вынул продолговатую заготовку из горящей печи и внимательно взглянул на раскалённый металл, представив, каким ярким бликом будет играть солнце на гладком клинке, когда он будет готов.
В деревянную дверь кузницы осторожно постучали. Ферб уже знал, что так приходит к нему лишь один человек.
— Проходи, мудрый Петроний! — крикнул кузнец.
Дверь лачуги отворилась. В помещение осторожно вошёл худой старик с белой как снег бородой, одетый в простую тунику и короткую накидку греческого покроя.
— Приветствую тебя, искусный Ферб! — улыбнувшись кузнецу, произнёс старик.
— Привет тебе, мудрец! — Ферб положил горячую металлическую заготовку на наковальню и взял в мускулистую руку тяжёлый молот. — Рад буду побеседовать с тобою. Но не могу прервать свой труд сейчас, прости.
Старик Петроний улыбнулся и медленно присел на грубую деревянную скамью у входа.
— Позволь спросить тебя, о Ферб. Твои мечи так дивны. Кто учил тебя кузнечному искусству? Не сам ли Гефест-Вулкан, владыка огня и молота?
Кузнец ударил пару раз по металлу, а затем с улыбкой посмотрел на старика. Грек Петроний тоже был рабом при доме Кассия.
— Нет, мудрый старец, — ответил кузнец. — Мне боги не являются. Кузнечному искусству меня учил отец. И было мне двенадцать лет, когда мой подлый дядя лишил его жизни. Рассказывай, Петроний, для чего пожаловал ко мне?
Лицо старика стало задумчиво-серьёзным.
— Я пришёл к тебе, молодой друг мой, чтобы ты рассказал мне кое-что.
Ферб по-доброму ухмыльнулся.
— Что могу я, раб-варвар из Дакии, поведать просвещённому мудрецу-греку? Разве рассказать о пути, что послали мне боги…
— Да, ты прав, Ферб, — ответил Петроний. — Но я также раб. Тебе известно, в чём, однако, разница между нами?
Кузнец отложил в сторону молот, опустил заготовку клинка в чан с водой и присел у горящей печи.
— Я не силён в мысли, как ты, старец-философ, — задумчиво ответил Ферб. — Быть может, разница лишь в том, что ты мудрец, а я всего лишь покорный раб.
Петроний снова улыбнулся.
— Я не о том хотел спросить совета твоего. Послушай, молодой мой друг. Я родился в неволе. Мой отец и дед мой были несвободны. Я — раб, и все предки мои — рабы… Ответь мне, кузнец. Что есть свобода?
Ферб рассмеялся.
— О Петроний, если б могли мы лицезреть богов, услышали б сейчас с тобой мы звонкий смех Минервы. Богиня мудрости смеялась бы громко, услыхав, как один раб вопрошает у другого о свободе!
Старый грек рассмеялся в ответ. Но вскоре лицо его снова стало задумчивым и грустным.
— Прости меня, мудрец, — тихо произнёс Ферб, — если словом случайным обидел или оскорбил тебя. Скажи, что именно желаешь ты услышать от простого кузнеца.
— Поведай мне, юноша, каково это — быть свободным? Ты говорил, отец и мать твои были свободными. И ты был…
Ферб с грустью посмотрел на огонь в печи.
— Ты прав, мудрец Петроний. Как другу я поведаю тебе. Я был свободен. Как ветер в горах. Я был тогда совсем ребёнком… Мой дядя — подлый Нахлос — после убийства моего отца хотел и меня предать смерти. Мать спасла меня, велев бежать в западные земли. Двенадцати лет разбойники пленили меня, привезли в Рим и продали одному господину. У него я прожил три года. Потом меня снова продали — на сей раз нашему господину Кассию. С тех пор, мудрец, я здесь, — Ферб взмахнул рукой, указывая, очевидно, на свою кузницу. — И я — раб…
— А что есть для твоей души свобода, которую ты утратил? — спросил с ожиданием старик Петроний. — Хотел бы ты обрести её снова?
Ферб посмотрел на свою наковальню и тяжкий молот.
— Знаешь, старец… Больше всего на свете я хотел бы увидеть родные леса и степи, свою деревню… своих братьев… и мать. А для этого нужно быть свободным. — Кузнец взглянул в глаза Петрония. — Свобода — это то, что важнее самой жизни. Я помню свободу. Она подобна полёту орла над горами. Орёл не выживает в клетке, без полёта. Даже если его кормить и лелеять. Не живёт — без полёта.
Варвар внимательно смотрел на старца.
— И я, Ферб из Дакии, тоже однажды обрету свободу. Клянусь всеми богами — это свершится.
Неожиданно дверь в кузницу распахнулась, и в лачугу быстро вошёл толстый краснощёкий раб по имени Тулий. Он был управляющим всем хозяйством.
— Чего расселись, бездельники? — забрюзжал Тулий, взмахнув пухлой рукой, очевидно, полагая, что его жест будет выглядеть угрожающе. — Языками чешете? А кто работать будет?
Петроний встал со скамьи. Молодой Ферб даже не шелохнулся, однако, и, поглядев на управляющего надменным и тяжёлым взглядом, спокойно произнёс:
— Я предупреждал тебя, Тулий-галл, не врывайся в мою кузницу, когда я работаю.
Потом мускулистый дак резко поднялся. От страха краснощёкий толстячок резко попятился назад, ударившись спиной о деревянную дверь.
— Я повторю только единожды, бездельник, — спокойно произнёс Ферб. — Если ещё раз ты, недостойный галл, войдёшь в кузницу мою без стука, клянусь Марсом и Юпитером, я отсеку твою голову и принесу её хозяину. Поверь, он лишь посмеётся.
Толстячок покраснел от страха и от злости, но,
