на ты, — продолжил вальяжничать молодой моряк.
Старик в телогрейке, улыбнувшись, поглядел на старшину искоса, но без обиды. В уголках глаз смотрителя появились лукавые морщинки.
— Идёт тебе форма, парень, — ответил смотритель. — Только вот порядку пока не научили. Я сам в море ходил. Давно, правда. Но, как ни крути, старшим мичманом ушёл с флота.
Выражение лица молодого старшины резко изменилось. Он вытянулся по стойке смирно.
— Виноват, товарищ старший мичман, — по уставу обратился моряк к старику.
Смотритель снова искренне улыбнулся и легко хлопнул старшину по плечу.
— Хорошо, на ты будем! Вижу, парень неплохой. Как звать?
— Орлов Сергей. Можно просто Серёга, — старшина улыбнулся в ответ.
— А меня зовут Юрий Герасимович. Можно просто Герасимыч. Все меня так зовут. Пойдём на маяк.
Старшина и смотритель неспешно направились от берега к высокому старому строению.
Войдя внутрь, мужчины сняли верхнюю одежду. Здесь, на первом этаже маяка, старик жил. Обстановка была простой: ничего лишнего. В углу стояла старая кровать, рядом — обитый железом сундук. На стене висели часы с блестящим круглым маятником; такие теперь увидишь только в старых чёрно-белых фильмах. В другом углу, у окна, располагался деревянный шкаф, а посреди помещения — пара стульев и круглый дубовый стол, на котором стояла расписная деревянная хлебница с маковыми баранками.
— Садись, Серёжа, — пригласил смотритель старшину к столу. — Сейчас чаю сообразим. Ждал тебя, видишь?
Герасимыч указал рукой на готовый самовар.
— Здорово, — улыбнулся Сергей, садясь. — Самовар настоящий, с сапогом — как дома в деревне! У тебя тут дизеля нет, что ли?
— Дизель есть, — ответил старик, наливая чаю. — На зиму берегу. А на живом огне и чай живой. С брусникой тебе налью. Полезно.
— Спасибо, Герасимыч.
Смотритель поставил две кружки горячего чая на стол рядом с баранками и присел на скрипучий дубовый стул.
— Вообще, — с грустью произнёс старик. — Сегодня я этот самовар кипятил в последний раз. Ехать нужно сегодня же?
— Так точно, — ответил Сергей, откусывая баранку и отхлёбывая чаю. — Приказано доставить тебя на берег.
— Успеется. Что слышно нового на большой земле, моряк? — спросил смотритель, как-то натянуто улыбнувшись.
— Всё то же, — старшина отпил брусничного чаю и взял вторую баранку. — Слушай, Герасимыч. Жаль, что все маяки закрывают. Оказалось, больше не нужны. Теперь всякие спутниковые навигации появились: джи-пи-эсы, глонассы…
— Да уж… Время пришло. Маяк больше не нужен. — Смотритель не сдержался и глубоко вздохнул.
Старшина придвинулся ближе к столу и перестал жевать.
— Время идёт вперёд, товарищ старший мичман. Прогресс. Против него не попрёшь. Через полтора года — самое большее — в России не останется ни одного действующего маяка. Некоторые — что поближе к материку — переделают под музеи, а остальные…
В комнате повисла тишина. Её нарушало только тиканье старых часов с маятником. Юрий Герасимович смотрел куда-то вниз.
— Не расстраивайся так, — сказал, наконец, Сергей. — У тебя дочь и внуки в Магадане — я в деле читал. Переедешь к ним. Пенсия тебе будет хорошая.
Смотритель молчал. Орлов почувствовал себя неловко. Видимо, потому, что не знал, что ещё сказать человеку, который сегодня должен будет покинуть место, где он прожил отшельником половину жизни. Покинуть — навсегда.
— Мы можем побыть на острове до вечера, — тихо произнёс старшина. — Но к завтрашнему дню я должен доставить вас на материк. Ещё есть время собрать вещи.
Старик посмотрел на Сергея каким-то потухшим взглядом.
— Вещи собраны. Но если есть ещё время, пройдёмся?
— Не вопрос.
Старшина одним глотком допил чай и поднялся из-за стола.
Они шли по каменистым тропинкам острова около часа. Северный ветер гнал по бело-голубому небу рваные облака. Было достаточно тепло — по местным меркам; можно было чувствовать себя комфортно в одной кофте или куртке. Двое мужчин в очередной раз свернули и теперь шли по молодой траве, пока не пришли к небольшому покосившемуся от времени деревянному домику почти на другом конце острова.
— А тут что? — спросил Сергей, чуть не споткнувшись о большой камень.
— Сейчас увидишь. Пойдём.
Старик и парень обошли домик. Недалеко от него за старой металлической оградкой находились три могилы, над которыми были установлены старый деревянный крест и два памятника с красными звёздами.
Юрий Герасимович подошёл и перешагнул через невысокую оградку. Перекрестившись, он наклонился и протёр мозолистой ладонью керамическую табличку с фотографией на надгробии крайней могилы.
Старшина подошёл следом, пытаясь прочитать надписи. На кресте и памятниках была одна и та же фамилия — Земцев. Фамилия смотрителя.
— Тут вот, под крестом, мой прадед Кузьма Иваныч, — рукой указал Юрий. — Там — дед. А здесь, — смотритель вздохнул, — отец мой, Герасим Владленович Земцев. Смотритель маяка. Все — смотрители маяка.
Старшина Орлов размашисто, но старательно перекрестился и вздохнул.
— Мой отец всю жизнь здесь прожил. Даже нас с матерью в Магадане почти не навещал. Я был зол на него. Думал, что он нас бросил. — Смотритель осторожно коснулся керамической таблички с фотографией отца. — Мы с ним не разговаривали. До смерти матери. Я уже служил на флоте, когда, наконец, решился приехать к нему на его маяк. Всё ж таки — родная душа… Так и ездил к нему потом раз в год. А когда мне было тридцать три, у отца нашли опухоль — курить-то любил батя, ничего не скажешь…
— И отец тебя… — начал Орлов.
— Да, — вздохнул с грустью старик. — Я ушёл с флота, приехал сюда. Думал, отдам дань отцу да вернусь обратно. Но… Видишь как. Тридцать пятый год уж здесь. Прикипел. Прикипел крепко…
Юрий Герасимович встал и посмотрел на молодого моряка.
— Тут лежит мой отец. А тут, — смотритель маяка указал на свободный клочок земли, — должен буду быть я. Рядом с отцом.
Старшина Орлов опустил взгляд.
Со стороны моря подул холодный ветер.
У старого пирса моряк готовил катер к отплытию. Старик с потухшим взглядом закинул вещи на палубу и оглянулся. Вдалеке в лучах вечернего северного солнца непоколебимо стоял каменный маяк, который больше никогда не озарит светом тьму холодного моря, указывая кораблям правильный путь.
Больше — никогда.
Старик, ссутулившись, стоял на берегу, у самого края воды.
— Пора, Юрий Герасимович, — тихо сказал старшина и подошёл к мотору.
Бывший смотритель медленно опустился на колени и поклонился клочку земли, который был и навсегда останется его домом. Старик встал и, медленно переступив через борт катера, взобрался на палубу.
Вскоре катер исчез за горизонтом. На пустом острове гулял ветер. Холодный морской бриз обдувал стены молчаливого маяка. Но этого не видел более никто.
Солнце скрылось за серо-сизыми облаками.
Одинокий маяк погрузился в темноту.
27-30 июня
