Каждый знал: тризна[45] будет не здесь, не у братской могилы, а в новой битве с врагами.
Из-за края земли вставало солнце, а души павших летели ему навстречу и сверху видели пестрые ковры полей и лесов, блестящие ленты рек, спящих росских воинов и пасущихся на лугах коней.
Бодрствовали одни дозорные — из числа тех, кому еще не довелось участвовать в бою.
В небе уже кружили вороны, высматривая пищу.
На конях без седел прискакала ватага мальчишек, через спины лошадей перекинуты узлы и сумки — женщины послали для своих мужей хлеб, соль, мед и кое-что из одежды. Каждая знала, чего не хватает отцу, сыну, мужу или брату, и спешила передать ему, пока он еще недалеко от дома; каждая послала вышитое полотенце — оберег от несчастий, подстерегающих воина. В случае ранения оберегом можно будет остановить кровь и обмотать рану.
Когда солнце нагрело землю и дружины пробудились от сна, Апрелька передал отцу и брату Ивону, что собрала мать. Мальчишка восторженно смотрел на дружинников и воевод — молва о победе над готами уже разнеслась по округе.
— Отец, можно мне в Волхово? Только взгляну — и назад!
Воевода оставил вопрос сына без внимания, спросил:
— Как мать?
— Мы вернулись в Вежино! Можно в Волхово, отец?
— Незачем зря таращить глаза, сын. Вернись к матери, скажи, пусть уходит в лес.
Апрелька больше не настаивал на своем: слово отца твердо и нерушимо.
Мальчишки отошли в сторону — воеводы строили свои дружины. Волнующее зрелище: воины в доспехах, кони, как на подбор, рослые, специально предназначенные для походов и битв. Чуть ли не тысяча бойцов — разве устоит против них вражья сила!
Но воеводы не разделяли восторга подростков: мало воинов, слишком мало. С такой силой врага не одолеть, а война будет затяжная, кровопролитная…
Ивон подъехал к Лавру Добромилу.
— Бери моих людей под свое начало, отец!
— Иль не способен, сын?
— Боюсь, не догляжу чего.
— Я тоже боюсь — кто не боится, тот не воевода!
— Что мне делать?
— Поедешь к Данапру, помоги Остане. В пути собирай воинов. Если встретишься с готами, в открытую битву не ввязывайся, старайся бить из засад.
Ивона, сына Лавра Добромила, знали в округе: он был первым помощником отца-воеводы, его уважали за здравомыслие и смелость. История с Агной повредила ему, так как дала повод упрекнуть в нерасторопности, но она же научила его не поддаваться первому порыву чувств и не принимать поспешных решений. Основательность, с какой он восстанавливал свою честь, произвела впечатление даже на Брониславов: кроме Темной Вивеи, никто из них не желал ему зла.
Воины, ставшие под стяг Ивона, хотя и не могли сравнить своего воеводу с прославленными Войславом и Добромилом, но вполне доверяли ему. Он был виден собой, спокоен и тверд в рассуждениях, никогда не действовал сгоряча.
На стяге Ивона, сотканном и сшитом Васеной, среди квадратов засеянного поля, означающих постоянно обновляющуюся жизнь, ярко выделялся шестилучевой знак всемогущего Дажьбога[46], творящего жизнь, тепло, свет и мечущего очистительные молнии. Подобные изображения были и у других воевод — вся юго-восточная окраина росского мира ходила под такими стягами.
Воеводы поклонились богам родной земли, обнялись, расставаясь друг с другом, и сели на коней. Воины тоже поклонились и вскочили в седла.
Дружины снялись с места, — каждая за своим воеводой. Ивон направился к Данапру, Лавр Добромил и Войслав — в верховья Вежи. Оба воеводы оставались в центре окраинных росских земель. Бронислав повел своих людей к Гипанису. По пути дружины будут вбирать в себя новые отряды бойцов, пока не наберется войско, способное дать решительный бой главным силам готов и заставить их покинуть росский край.
Отряд Фалея скрытно обогнал сарматов, спешился и, оставив в овраге коней, затаился в кустах, приготовив луки и стрелы. Степняки возвращались к Данапру по тропе, проложенной ими несколько дней тому назад. Она четко выделялась среди некошеной травы. В тридцати-сорока шагах от нее, на крутом склоне лесистого оврага, россы устроили засаду. Овраг был недосягаем для сарматских конников и удобен для спешившихся россов: отсюда можно было нанести внезапный удар по врагу, а в случае необходимости скрытно отойти к лошадям.
Степняки приближались, соблюдая строгий порядок. Впереди с копьями наготове ехали десять воинов, столько же воинов замыкали колонну. Остальные, по пятнадцать-семнадцать всадников, располагались с обеих сторон вдоль обоза, прикрывая его с флангов. Повозки и пленные находились в кольце тяжеловооруженных воинов. Пленники шли в связках по три-пять человек. Кочевники нещадно подгоняли их, у многих мужчин на спинах темнели кровавые полосы — следы плетей. Несколько женщин сидели на телегах, другие двигались сами.
Даринка и Авда были в одной связке. Обе тяжело переставляли ноги, держась за тащившую их веревку. Даринка была с разорванным рукавом и без кокошника.
Когда половина обоза проехала мимо, россы осыпали конвой стрелами. Расстояние было невелико, и они не боялись промахнуться. Захваченные врасплох, сарматы растерялись. С десяток кочевников оказалось на земле. Лишившись седоков, кони шарахались в стороны, усиливая общий беспорядок в колонне. Оправившись от неожиданности, сарматы принялись бешено подгонять обоз. Пленники падали, попадали под ноги лошадей. Одна повозка выбилась из колонны, обезумевшая лошадь понесла к оврагу, таща за собой пленников. Паника усиливалась, уже десятка полтора сарматов валялось на земле, однако колонна отдалялась. Степняки спешили выбраться на открытое место, где к ним не просто было бы подступиться.
Нападение удалось: россы не потеряли ни одного бойца, а кочевники не досчитались семнадцати. Некоторые из них были живы и невредимы. Этих обезоружили и связали их же способом — общей веревкой: пригодятся для выкупа!
Лошадь, свалившаяся в овраг, поломала передние ноги, и ее пришлось заколоть, чтобы не мучилась, но пленники отделались ушибами. В отряде стало пятью бойцами больше. Уцелела и телега. В нее впрягли сарматского коня, сложили оружие и снаряжение, захваченное у врага. На телегу посадили одного из только что освобожденных пленников, получившего при падении серьезный ушиб ноги. Степняков привязали к телеге, дав им возможность испытать то же, что и их пленники-россы.
Преследование возобновилось, но надежды на успех оставалось все меньше. Местность теперь была неудобна для засады, и вот-вот должен был показаться Данапр. Сарматам он сулил спасение, а россам, если до него они не освободят пленников, — неудачу.
Надо было успеть дать открытый бой степнякам. Двадцать бойцов против тридцати пяти — немалая разница, но ничего другого россам не оставалось.
Все ждали, что скоро откроется Данапр, и все равно оторопели от неожиданности, увидя,
