и военное время между Японией и СССР, когда шла борьба не на жизнь, а насмерть. И в этой борьбе НКВД сыграл далеко не пассивную роль, потому что чекисты 1930-х годов не только занимались репрессиями в стране, но и боролись с разведками противника. Внешняя угроза Советскому Союзу — это не пропагандистский лозунг, а историческая реальность, которая грозит России и ныне, когда мы в мире остались практически одни и когда наша страна стала такой слабой и одинокой. Белоруссия пока только к нам льнет, да и ту некоторые россияне за это склоняют на все лады.
Во-вторых, я открыл для себя тайну военнопленных японцев 1945 года, о которой тогда мало что было известно. Об этом я расскажу ниже.
Первый блин комом
В начале своей служебной карьеры мне было поручено провести беседу с японским дипломатом Судзуки. Дипломат был холост и поддерживал близкие отношения с советской гражданкой Маргаритой, помогал ей деньгами, оказывал внимание ее маленькой дочери. Короче, вел себя как порядочный и степенный человек, хотя его связь с советской гражданкой была, судя по всему, и не санкционирована руководством японского посольства в Москве. Дело на японца вел Владимир Алексеевич Бабанов, который немало повозился с Маргаритой, чтобы приблизиться к какому-то финалу.
Как-то Судзуки подарил своей знакомой порнографические открытки, которые привез из Швеции, и изданную на Западе на русском языке книгу Пастернака «Доктор Живаго», запрещенную в то время у нас.
Руководство отделения решило, что это является достаточным основанием для того, чтобы предъявить Судзуки претензии в связи с тем, что он развращает свою московскую подругу и обрабатывает в антисоветском духе. Правда, Маргарита сама могла кого угодно развратить, а книг принципиально не читала, ибо скучные они.
Тем не менее удалось убедить самого Андропова, и он дал санкцию на проведение «острого» мероприятия, то есть попытаться установить с дипломатом оперативный контакт с использованием указанных сомнительных материалов, которые, по мнению начальства, должны были быть веским компроматом и японец мог пойти на сотрудничество с КГБ в ответ на наше «молчание».
Правда, перед тем как докладывать материалы по начальству, начальник отдела полковник Перфильев Николай Михайлович, человек осторожный и основательный, проверил все имевшиеся по делу материалы и сходил на встречу с подругой дипломата.
Впоследствии он рассказывал мне, что попытался поговорить с Маргаритой, но, кроме однозначных ответов типа «да», «нет», «угу», он ничего так от нее и не добился. Николай Михайлович, картинно разводя руками, рассказывал:
— Я спросил Бабанова: «Вот вы пишете такие интересные справки о встречах и беседах с Маргаритой. Но она ведь только мычит, потому что двух слов связать не может. Как же это вы догадываетесь, о чем она думает?» И знаете, что он мне ответил?
Я вопросительно смотрел на начальника, и он со смехом продолжил:
— Бабанов сказал, что он ее с полувзгляда прекрасно понимает и знает, что она хотела бы сказать. Вот какие у нас кадры!
Я не имел к разработке Судзуки никакого отношения, он не был моим объектом изучения, поэтому об этом деле я знал только понаслышке. Но почему-то мне поручили проведение с Судзуки вербовочной беседы. К этому поручению у меня совсем не лежала душа, да и материалов досье я не знал, как говорится, не вжился в дело.
Накануне предстоящей беседы с Судзуки начальник советской контрразведки генерал-полковник Цинев Г.К. окончательно проинструктировал меня в духе Программы и Устава КПСС, как вести вербовку японца. Он, в частности, посоветовал, чтобы я не забыл напомнить японцу, что в 1945 году американцы подвергли атомным бомбардировкам Хиросиму и Нагасаки. Чтобы возбудить ненависть к американским империалистам, как я понимаю.
Но я понимал, что именно этого как раз и нельзя затрагивать в беседе, дабы не бередить душу японца напоминанием о том, какие американцы плохие. А разве мы были лучше, когда в одностороннем порядке денонсировали 5 апреля 1945 года японо-советский договор 1941 года о нейтралитете и в августе того же года напали на Японию, хотя нарком иностранных дел В.М. Молотов гарантировал японской стороне, что пакт будет действовать до апреля 1946 года? Но доказывать генералу абсурдность его рекомендации было делом бесполезным.
Но самым интересным из этого инструктажа, пожалуй, оказался последний аккорд, когда генерал покрутил в руках основной забойный компромат — пачку порнографических открыток и, отложив ее в сторону, хохотнув, сказал:
— Ну а фотографии оставьте. Я их покажу наверху (генерал при этом поднял указательный палец вверх), а то они совсем от жизни отстали.
Судзуки и не догадывался, что благодаря ему начальник советской контрразведки просвещал генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева в сексуальном плане, который смаковал на досуге эти фотографии.
Еще ранее с этими фотографиями произошла одна забавная история. Когда они попали к нам в руки, то ими особенно заинтересовался молодой сотрудник Стариков, недавно женившийся. В конце работы он еще раз их внимательно просмотрел и рванул домой. Назавтра утром Стариков снова внимательно просмотрел фотографии и в отношении одной позиции изрек: «Надуманная комбинация». Это вызвало у нас взрыв смеха, и мы стали допрашивать, как он терзал жену. (Интересно, а какая реакция на эту позицию была в Кремле?)
Как и ожидалось, моя беседа с Судзуки закончилась неудачно, ибо он о своих «прегрешениях» доложил в японском посольстве. Руководство японского посольства и МИД Японии не придали этому инциденту никакого значения, и это не повлияло на его карьеру. И он продолжает работать в МИДе Японии на ответственной должности. А что бы сделала Москва с нашим дипломатом, если бы он попал в подобную ситуацию? Самое легкое — загнали бы за Можай и выгнали бы из партии. Может быть, именно поэтому американцы так легко и склоняли к измене наших разведчиков, которые предпочитали бежать, чтобы не подвергнуть себя остракизму на родине?
Хотя моя беседа с японцем закончилась провалом, для меня она не прошла бесследно, так как Судзуки дал мне несколько ценных советов, которым я внял, о чем не жалею, ибо они оказались верными и достаточно эффективными.
Судзуки, например, посоветовал глубже изучать не только Японию, но и японцев, методы работы КГБ по которым чаще всего не подходят, и посоветовал, какой путь в этом направлении избрать. Он оказался настолько верным и настолько не укладывался в отработанные в КГБ правила и нормы, что благодаря этому мне удалось кое-чего добиться. Но об этом мне лучше умолчать — пусть это останется моей личной тайной, ибо я уже давно закончил свою тайную деятельность и никто
