в будний день, я через забор перелез в сад и двором прошел в дом.
– Это ты проделал поразительно незаметно, – Юлек еще не утратил чувства юмора.
Он был, однако, рад приезду Мирека и тому, что Вера так находчиво поступила. Почему гестапо искало его именно в Пльзене, он всегда задерживался там лишь на короткое время?
Мирек нервничал. Я тоже была взволнована, опасаясь, что Юлека могут застигнуть в Хотимерже. Фучик стал готовиться в путь, но так, словно он ехал всего лишь в
Пльзень. Взял с собой костюм, непромокаемый плащ, сунул фуражку в карман, положил в сумку часть нашего перевода Сабины. Мы условились о том, как будем поддерживать связь. Писать на пражскую квартиру было рискованно.
– Лучше, если ты станешь писать на имя издателя Гиргала на Смихов, а я тебе буду писать под именем «Гиргал» либо «Франта». Если меня здесь, в Хотимерже, искать не будут, начинай каждое письмо: «Сабину я еще не перевела». Если же гестапо нагрянет сюда, начинай письма фразой: «Сабину я в такой-то день перевела». Как только приеду в Прагу, пошлю тебе телеграмму за подписью «Франта».
Втроем мы вышли из дому, прошли через калитку сада и вдоль железнодорожной линии направились на вокзал в Осврачин. Кругом царил покой. Меня терзала мысль: надолго ли уезжает Юлек? Куда? Как он будет жить, работать? Когда и где мы опять увидимся? Эти вопросы я не задавала. Ведь все равно он не смог бы ответить. Зачем же волновать его?
Мы простились на станции так, словно он и впрямь уезжал всего лишь в Пльзень. Хотелось надеяться, что все обернется хорошо. Ничего плохого не должно случиться с ним!
На обратном пути у меня было тяжело на душе. Но я искала утешение в том, что Юлек спасся от гестапо. Я уверяла себя, что он благополучно доедет до Праги.
На следующий день почтальон принес на художественном бланке телеграмму на имя Марии Фучик, т. е. для мамы. В телеграмме говорилось: «Всего наилучшего желает Франта». В тот день был праздник какой-то Марии, но этот праздник мама никогда не соблюдала. Юлек отправил телеграмму из Праги 7 июня в 19 часов 38 минут.
Мне показалось, что солнце засветило ярче, небо прояснилось, люди глядели веселее и вообще мир был прекрасен, тем более что в Хотимерже Юлека не искали, о нем никто не спрашивал. Я уселась за стол и с легким сердцем стала писать письмо Гиргалу – Юлеку, начинавшееся словами: «Сабину я еще не перевела». Затем сорвала в саду несколько цветочков, вложила в конверт – привет из домажлицкого края. Письмо я отнесла на почту в Осврачин.
Пополудни приехала мама. Она была очень озабочена. Что с Юлеком? Я показала ей телеграмму. Мама успокоилась и рассказала, как было дело в Пльзене. Около пяти часов утра кто-то позвонил и затем громко начал стучать в дверь. Мама и Вера быстро встали, накинули на плечи халаты и поспешили отворить. Женщины предположили, что где-то горит. В дверь вломились двое. Один резко произнес: «Гестапо!» – и тут же к маме: «Где ваш сын?». Второй переводил с немецкого. Мама, хотя была очень удивлена и расстроена, спокойно ответила, что не знает. Гестаповцы перевернули все вверх дном. В спальне они переворошили матрасы и одеяла, а в гостиной сбросили на пол книги с полок. В кухне они открывали все ящики и просматривали их, будто Юлек был булавочной головкой. Фашисты не позволили ни маме, ни Вере одеться. Поминутно нацисты кричали маме (один по-немецки, другой по-чешски): «Где ваш сын?». Она отвечала одно и то же: «Не знаю. Уже давно тут не был. Он вообще навещал нас редко. В последний раз приезжал на рождество в 1938 году». Гестаповец спросил у мамы, где ее муж? «В больнице», – ответила она. Второй нацист обратился к Вере с циничным вопросом: «А что, если бы ваш отец вдруг умер, как бы вы известили об этом брата?» Вера, с полным присутствием духа, указала на радиоприемник: «Мы бы дали объявление по радио». При этом девушка сохранила полное спокойствие и серьезность, так что гестаповцам было невдомек, что она смеется над ними.
Они ушли. Мама и Вера хотя дрожали от возбуждения, но трезво рассудили, что теперь гестаповцы отправятся на улицу имени Суды, к Либе. Только бы Либа не оплошала. Она тоже должна сказать, что видела Юлека в последний раз во время рождественских праздников 1938 г. Помнит ли она об этом уговоре? Вера торопливо надела пальто и побежала к Либе. Но как только вышла из дому, увидела, что за угол сворачивает автомашина. «Это автомобиль гестапо», – подумала Вера, однако идти ей необходимо было в том же направлении. Зайдя за угол, Вера вбежала в булочную и через витрину стала наблюдать. Гестаповцы, видимо, заметили ее, и автомобиль остановился. Вера выскочила из лавки и перебежала в продовольственный магазин. Гестаповцы вышли из машины и отправились за ней. Они заподозрили, что она хочет кого-то предупредить по телефону. Войдя в магазин, полицейские накинулись на торговца:
– Что нужно здесь этой женщине?
Продавец пожал плечами: он ничего не знал. Вера еще не успела подойти к прилавку.
– Врешь! – обрушились сыщики на торговца. Один из них закричал Вере:
– Ты хотела куда-то звонить!
– Нет, я хотела купить морковь, – ответила Вера, но тут же вспомнила, что в кармане нет ни кроны.
Гестаповцы обшарили все углы в поисках телефона, но, к счастью, в магазине его не оказалось.
Вера возвратилась домой.
– Плохо дело! – ужасалась мама. – Они непременно поедут к Либе. Кто знает, что будет дальше. Мы должны предупредить Юлечка в Хотимерже!
Через некоторое время Вера снова вышла из дому: необходимо было переговорить с будущим мужем. Девушка осторожно осмотрелась вокруг: нигде никого. Между тем гестаповцы были у Либы. Но она при допросе отвечала то же, что и мама. Жениха своего Вера уже не застала – ушел на работу. Сынок хозяйки квартиры охотно побежал к нему на завод с поручением от Веры. О дальнейшем мы уже знаем.
Мама и я нетерпеливо ожидали дальнейших известий от Юлека. Через два дня после телеграммы пришло письмо. В нем Гиргал извещал, что получил мою весточку, радовался тому, что я перевожу Сабину: «Мы вместе с вами сделаем хорошую книжку». И при этом заметил: «Я вас никак не тороплю». Я, конечно, поняла: Юлек рад, что в Хотимерже гестапо его не ищет. Все письмо говорило о том, что и в Праге его не беспокоят.
Ответила я на адрес Гиргала и
