в ответ, и Андреев улыбнулся.
— Ты спишь? — его вопрос разнесся в темноте.
Я никогда не разговаривал с баронетом без веской причины, а теперь между нами появилась какая-то странная близость. Поэтому я решила ответить. Возможно, темнота дала придала смелости.
К тому же, у меня назрел вопрос.
— Почему ты спрашиваешь? Ты ждешь, пока я усну, чтобы убить меня? Или ты собираешься сделать это утром?
У баронета на лице замерла улыбка. Он опустил голову, как будто стыдился чего-то. Через какое-то время, после долгого молчания, он наконец сознался:
— Да, я подумал, что если я сделаю это, когда ты спишь, то тебе не придется страдать. Это произошло бы быстро и безболезненно.
Я, незаметно для него, горько улыбнулся.
Баронет вздохнул и опустился на пол, прислонившись к стене пещеры. Он так и не смотрел мне в глаза.
— Я не жду, что ты меня простишь. Этот грех тоже будет на моей совести. Но пожалуйста, если можешь… попробуй понять меня. Если бы все было по-другому, я бы с радостью позволил тебе убежать, встретив этого монстра. Но у меня есть обязанность, которую я должен выполнить. Пока я ее не выполню, я не могу просто умереть.
Я засмеялся.
— Вы, люди… Посмотрите на себя! Вы собираетесь убить меня, но все равно ищете хороших оправданий. Как удобно! Я ненавижу лицемеров, вроде вас. Почему ты не можешь просто быть честным? Не обманывай меня… просто скажи это! Я хочу убить тебя, потому что это легко. Я хочу убить тебя, чтобы выжить самому.
Андреев закрыл глаза, его лицо было полное грусти.
— Прости. Я знал, что ты не сможешь понять.
«Что тут понимать?»
Я риблизился к нему, гнев заполнил меня.
— Расскажи мне. Почему я должен умереть?
Баронет наконец поднял глаза. Хотя ему было темно и он ничего не видел, он повернулся в сторону моего голоса.
— Мне просто заплатили очень большие деньги и обещали титул повыше, если ты не выберешься из этих болот.
Значит враги моего рода оказались не так просты и они подкупили даже тех, кому я почти доверял.
— Ты можешь просто отпустить меня, знаешь. Мы разойдемся. Найдет меня монстр-медведь или нет, это уже не будет тебя волновать.
Андреев отрицательно покачал головой.
— Умереть от лап этой твари… это слишком жестоко. Лучше, если я сам сделаю это. В конце концов, я всегда исполняю обещанное.
«Как благородно с твоей стороны».
Я присел на место, полный уныния. Через некоторое время я тихо произнес:
— Знаешь, когда я только попал сюда, я был готов умереть. Я был слабым. Но потом я передумал. Я решил, что мне нужно выжить. Я должен выжить, несмотря ни на что.
Баронет задумчиво посмотрел на меня.
— Жить так, чтобы оставить след в памяти?
Я улыбнулся. В моих глазах промелькнул темный блеск.
— Нет. Я просто буду сопротивляться вам всем. Всем кто против меня.
Молодой баронет молчал несколько мгновений, затем кивнул, принимая это.
— Не волнуйся. Я сделаю это быстро.
Мои глаза вспыхнули гневом:
— Ты слишком уверен в себе. Что заставляет тебя думать, что ты сможешь убить меня? Может быть, это я убью тебя вместо этого.
Баронет кивнул головой.
— Я не уверен в этом, — сказал он.
… Но в следующий момент он потерял равновесие и упал на одно колено. Его лицо стало очень бледным, и он издал страшный стон, когда внезапно начал блевать кровью.
Я удовлетворённо улыбнулся.
«Наконец-то, а то я думал, что не действует на него».
Баронет оказался на коленях, его одежда запачкалась кровью. Он был ошеломлен и смотрел на свои руки, пытаясь понять, что с ним случилось.
— Что… что это такое? Магия?
С широко открытыми глазами и бледным лицом он обратился ко мне.
— Пещерский говорил правду? Ты проклял нас Божественным проклятием Тьмы?
Я вздохнул.
— Я бы хотел иметь такую способность проклинать, но у меня нет никаких особых способностей, на самом деле.
— Тогда… как это случилось?
Я пожал плечами.
— Я просто отравил вас всех троих ещё в самом начале пути.
Баронет вздрогнул и пытался понять, что он слышит.
— Что?!
— После нападения медведя, ты отправил меня искать воду. Я нашел бутылки с трупов солдат и выжал в каждый из них сок Волчьей Кровохлёбки — ядовитого растения, растущего на болоте. Кроме своей бутылки конечно же. Этого было достаточно, чтобы медленно убить любого, кто выпьет из них. Я просто предусмотрел, что никто из вас ненадежен. И просто обезопасил себя. Как оказалось я был прав.
Баронет сжал зубы, сопротивляясь боли. Внезапно он осознал, что происходит.
— Так вот почему… двое других вдруг ослабели и стали плохи.
Я кивнул.
— Шкуратов пил воду больше всех, поэтому его состояние ухудшалось быстрее всего. Пещерский также не продержался долго, но ты убил его до того, как яд сделал свое дело. Но ты… похоже, что яд Волчьей Кровохлёбки не оказывал на тебя влияния. Я начал уже беспокоиться.
Лицо баронета Андреева сделалось серьезным.
— Я понял… Теперь я понял, — промолвил он, задумавшись о чем-то. Затем он с удивлением взглянул на меня. — Но… ты же не знал, что мы отвернемся от тебя, правильно?
Я только насмешливо улыбнулась.
— О, дорогой, это было очевидно. Шкуратов был человеком, готовым убить ради собственной выгоды. А Пещерский был волком в овечьей шкуре. Люди эгоистичны и жестоки даже в лучшие времена. Ты думаешь, я должен был верить, что эти двое не задумывались о том, чтобы сделать со мной что-то ужасное, когда они столкнулись с неизбежной смертью? Ты же помнишь слова Пещерского и его предложение.
Баронета стошнило еще сгустком крови.
— Тогда… а что насчет меня?
— Ты? — я презрительно ухмыльнулся. — Ты самый худший из них.
— Почему? — спросил Андреев.
Я посмотрел на него и наклонился вперед.
— Может быть, я не научился многому за свою короткую жизнь, но я знаю одну вещь, — сказал я и в моём голосе не было ни капли юмора.
Теперь там было только очень сильное презрение. Моё лицо стало как камень, когда я сказал:
— Нет ничего более печального, чем благородный аристократ, который не гнушается даже низкими способами, чтобы возвысится в обществе. И после убийства офицера СКС, подосланного убить меня. Я предвидел, что тебя они подкупили тоже. Помнишь ту фразу в академии, когда ты сказал: «мне о тебе уже говорили»?
Когда баронет услышал эти слова, он опустил голову и сказал:
— Я понимаю. — Но потом он внезапно засмеялся. — Ты… ты злобный маленький негодяй, правда?
Я посмотрел вниз:
— Не нужно быть грубым.
Но
