что делало бы ее чем-то лучше других девушек.
С тех пор как я стала видеть букеты и драже, с тех пор как стала слышать красавчиков-мужчин, отправляющихся восвояси в стенаниях и с членами в состоянии эрекции, не замечающих красоты Хильди, предпочитая ей лошадиный зад Виктории, меня снедает любопытство. Может быть, ее стать и бесцеремонность подхлестывают инстинкты, равнодушные к нюням красивых девушек. Может быть, ее показное нежелание быть выбранной, этот избегающий встреч взгляд, словно у ученика, молящегося, чтобы его не спрашивали, вызывает у мужчин, уставших от меркантильной доброй воли других проституток, желание укротить ее, хочет она того или нет. Эта рискованная техника «все или ничего» — может, это храбрость, которая появляется после десятка лет работы в публичном доме?
Когда она проходит мимо нас (ее улыбка в адрес коллег так же широка, как очевидна грубость по отношению к клиентам), мы мысленно приподнимаем ее ультракороткие юбки. Если мы видим ее нагой, а это случается часто, мы с легким унынием начинаем разыскивать в ее складках разгадку секрета. Дело должно быть в чем-то, что чувствуют мужчины, тогда как мы остаемся к этому равнодушными, зато с полными зависти головами. Эсме даже отправила одного из своих клиентов на разведку, но тот, полный любви к ней, разочаровал своим докладом, уверяя, что Виктория была слишком широка для него. Слишком широка? Может, в этом весь секрет?
Как-то я услышала крики Виктории за закрытой дверью. Мой клиент был в душе. Я пошла за чистыми полотенцами и застыла, приложив ухо к перегородке, заинтригованная песнопениями, доносящимися сквозь сладенькую музычку. Мой клиент застал меня вот так, в позе бездельницы, и просто улыбнулся: «Это та, высокая!» Я тогда спросила у него, что же она проделывает такого особенного, такого соблазнительного, но Гектор отклонил разговор знаком руки, делая вид, что не хочет сдавать чужие фишки.
Как будто, господи, Виктория была его коллегой, а не моей! Что, в конечном итоге, доказывало, что даже мужчины более застенчивы и уважительны, чем я. Отныне со своими длинными, почти белыми волосами и шелковым пеньюаром с рисунком из звездочек Виктория кажется мне ведьмой, оседлавшей белого лебедя при наступлении ночи, когда дьявол посещает мир смертных. Это появление, о котором Марк Болан мог бы сочинить песенку, можно пропустить, лишь только моргнув глазом.
If There Is Something, Roxy Music
Тибо спокойно снимает с себя одежду.
— Извини, что приходится идти в Сиреневую, просто в Доме полно гостей.
— О, не беспокойся, я люблю эту комнату.
— А на меня она нагоняет меланхолию.
Тибо — завсегдатай борделя. Он знает его лучше, чем я. Он привык к разговорам о клиентах, привык к стуку каблуков девушек в соседней комнате. И его никогда не пугала эта вульгарная комната, простенько освещенная сиреневыми неонами, куда мы почему-то регулярно попадаем, будто у комнаты такая аура. Пугала не больше, чем запахи дезодоранта, спермы или этот прозаичный рулон бумажного полотенца на ночном столике. Тибо нравится быть окруженным женщинами, их смехом. Ему нравится, когда они хлопают его по плечу, пересекаясь с ним в коридоре, и когда проститутки-старожилы дерзко притворяются, что упрекают его за неверность. Ему нравится даже подготовительный процесс, за которым он следит, не выпуская ничего из виду: расстеленные крестом на покрывале полотенца, презервативы, что мы достали из наших мини-сумочек, бесцеремонность девушек, раздевающихся перед ним, продолжая разговаривать и грубо вытирать те части тела, которые только что подмыли в биде.
— Ну и как у тебя дела?
— Все хорошо.
— Я уже думала, что ты пропал.
— У меня были проблемы со здоровьем.
— Вилма рассказала мне. Ты был в больнице, так?
— Вилма сказала тебе?
— Из уважения, ты же знаешь. Мы говорили о том, что ты не приходишь. Она беспокоилась о тебе.
— Это мило. Мне сделали операцию на сердце. Пришлось две недели полежать в постели.
— Но теперь тебе лучше? Все прошло?
— Да, но доктор предупредил, что я должен завязать с кутежами, наркотиками и девочками. Хотя бы на какое-то время.
Он полностью голый сидел напротив меня, я сидела, скрестив ноги, и отлично видела его печальные глаза.
— Не скрою, что мне немного грустно. Я так привык гулять, быстро ездить, не спать… У меня всегда были планы, которые радовали меня. Как приходить сюда, например. Но с тех пор как я остался без работы, у меня меньше денег, поэтому я и прихожу реже. Мне скучно, вот и все.
— Займи себя чем-то другим. Почитай немного.
— Я только закончил огромный том Франзена — неплохое чтиво. Но мне не хватает всего этого.
— Подожди немного. Почитай Филипа Рота, тебе понравится.
— Я предполагаю, что зашел слишком далеко. Десять лет назад я бы и представить не мог, что что-то подобное случится со мной. Я трахался без остановки, слишком много пил… Думаю, я расплачиваюсь за это сегодня. Даже не говоря о деньгах. Понимаешь, я приходил сюда четыре, пять раз в неделю, и никаких трудностей с эрекцией у меня не было. Сейчас я хорошо понимаю, что, если не подождать три дня перед следующим визитом, мне будет трудно. Со мной будет нудно. Мне уже не тридцать, — улыбается Тибо, которому только-только исполнился сорок один год. — Вдруг жизнь стала казаться мне пустой. Я похоронил отца шесть месяцев назад, не знаю, рассказывала ли Вилма тебе об этом…
— Нет. Мне очень жаль.
— Это очень странно — хоронить отца. А для мужчины, может, даже более чем странно. У меня нет ни сестры, ни брата. Я посмотрел на опускаемый вниз гроб и подумал: это странно, что уж там. Подумал, что следующий на очереди. В голове мне все еще пятнадцать лет, я все еще сын. А теперь мой отец мертв, а у меня ни жены, ни детей… Если бы я мог гулять, это хотя бы отвлекало меня от раздумий.
— Почему ты не найдешь себе какую-нибудь миленькую женщину?
— И когда я буду видеть всех вас?
— Ты будешь поступать, как и все остальные, будешь все равно приходить к нам. Будешь поступать не по правилам.
— Мне нужно бы повзрослеть в один прекрасный день.
— Никто никогда не говорил, что это обязательно. Тибо лопается от смеха и прижимает меня к себе.
Я чувствую биение сердца в его груди, и мне нечего сказать. Может, оно стучит чуть медленнее, чем обычно?
— Нет, брак… Не уверен, что это для меня. Я женат на этом месте, мне этого достаточно. У меня несколько супруг в неделю, и мы никогда
