вальс из «Веселой вдовы».
Эти вещи поинтереснее, чем этюды Черни. Но все они большей частью для голоса.
Тут можно пользоваться и педалью. Чудные вещи. Из настоящих произведений.
Хердис хорошо их знала. Она могла сколько угодно импровизировать на эти темы. Это доставляло ей огромную радость. Но когда человек еще только учится…
— Ну, где же твои этюды? — спросила мать, показываясь в дверях.
— Я не могу найти ноты, — буркнула Хердис и встала.
Прежде чем мать успела что-либо сказать, она выпалила:
— А вообще-то я сейчас напишу Юлии.
Она побежала наверх, и огорченное ворчание матери по поводу дорогостоящих бесполезных уроков музыки осталось за захлопнувшейся дверью. Что бы я ни делала, она всем недовольна, — несправедливо подумала Хердис.
Без всякой охоты она вытащила письмо Юлии.
Моя милая ненаглядная Хердис!
Сто тысяч миллионов спасибо за те красивые открыточки, которые ты мне прислала! Я их здесь всем показываю, наша управляющая говорит, что Копенгаген — очень красивый город. Ты счастливая, Хердис, тебе очень повезло! Я тебя ужасно люблю.
Ты спрашиваешь, как я поживаю, значит, ты помнишь обо мне. Спасибо, моя хорошая, у меня все в порядке. Я так счастлива, что ты думаешь обо мне. Здесь в приюте меня никто не любит. Только ты и твоя добрая мама любите меня, но вы так далеко.
У нас в гостях был Женский Союз, мне подарили синий свитер с помпонами и лыжные ботинки. Нам всем сделали подарки. Но ботинками я не могу пользоваться, потому что я немного простудилась и не выхожу на улицу. Зато свитер я ношу каждый день. Жаль только, что сверху приходится надевать передник. Мы здесь все носим черные передники.
Когда вы вернетесь домой, ты должна непременно приехать ко мне в гости. Мне живется хорошо. Но не весело. Трудно быть веселой, хотя еды у нас здесь очень много. А раньше мне всегда было весело, даже когда мы голодали.
Я попросила нашу управляющую, чтобы мне разрешили сфотографироваться, и она обещала. Тогда я пришлю тебе свою фотографию. А ты пришли мне свою.
Отвечай поскорее. Лучше напиши письмо, но я буду рада и открытке.
С сердечным приветом.
Твоя Юлия
Дорогая Юлия!
Большое спасибо за письмо. Как глупо, что ты простудилась. Здесь в Копенгагене очень красиво, и я очень люблю разглядывать в витринах всякие красивые вещи. Правда, покупать их мне не приходится.
Каждую среду ко мне приезжает учительница музыки, но сама я упражняюсь мало.
Наверно, мне скоро сошьют шелковое платье.
Каждое воскресенье мы ходим в театр. Это очень интересно.
У нас есть служанка, ее зовут Эмма. Она очень хорошая. Когда мама с дядей Элиасом уезжают, мы с ней веселимся вовсю. На следующей неделе я…
Внизу пробили часы. Прошло больше двух часов. У Хердис пересохло во рту, кожа на пальцах сморщилась от чернил. Ей казалось, будто у нее все тело в кляксах. Письмо получилось глупое. Хердис даже всхлипнула от отчаяния — почему ей так трудно писать Юлии! Когда она пишет в Норвегию другим подругам, перо само летает по бумаге и руки никогда не бывают в кляксах.
Хердис сидела согнувшись так долго, что у нее заныла спина. Она встала и потянулась.
Потом прислушалась. В доме было тихо. Она откинула одеяло, простыню, ухватилась за тюфяк и вытащила его настолько, чтобы в него можно было засунуть руку. В тюфяке лежал роман Мопассана.
Мать однажды сказала, что Хердис может читать все, что хочет, но, конечно, она имела в виду не роман, который назывался «Милый друг» и, без сомнения, был под строжайшим запретом.
Хердис упивалась романом, пока не услышала, как внизу хлопнула дверь.
В мгновение ока она оказалась за столом, лицо у нее пылало, руки дрожали в такт ударам сердца, но к ней никто не вошел.
Вот досада. А она так испугалась, что уже спрятала книгу обратно в тайник.
Теперь продолжать письмо было и вовсе немыслимо. Хердис перечитала его, зевнула и скомкала. Письмо полетело в корзину для бумаг.
В бюваре у Хердис лежало другое письмо, тоже неоконченное. Шесть с половиной густо исписанных и разрисованных страниц. Продолжение следует.
Над этим письмом она трудилась несколько дней. Пора его продолжить. Оно было адресовано Боргхильд: Уважаемая фрёкен, хотя Ваше письмо от… все еще не получено…
Боргхильд и Матильда давно не писали ей. Дождаться от них ответа было почти невозможно, но Боргхильд объяснила ей причину: мы не умеем писать так смешно, как ты, над твоими письмами мы смеемся чуть не до обморока.
Перо снова двинулось в путь по бумаге: Девочкам вредно часто падать в обморок. Поэтому нынче я расскажу тебе печальную историю…
Две короткие черточки изобразили двух лежащих в обмороке девочек, в протянутых руках они держали письма. Несколько секунд Хердис возбужденно кусала ручку, потом стала писать дальше: Я решила не становиться знаменитой балериной. Она изобразила себя — длинная палочка с длинным носом, танцующая в кругу маленьких, хорошеньких, кругленьких девочек почти без носов.
Хердис тихонько постучала кулаком по столу и прикусила губу.
Ничего. Переживут.
Она пририсовала себе две красноречивые выпуклости.
Когда Хердис спустилась к ужину, она совсем ослабела от смеха, но была счастлива, что у нее получилось такое замечательное письмо. Восемь с половиной страниц. Много рисунков. Вся улица будет кататься от смеха.
— Ну что, написала Юлии?
Хердис не ответила. У нее медленно похолодели губы. В ушах зашумело. Она с грустью посмотрела на свежий белый хлеб и сливочное масло, на яйца и помидоры, которым так радовалась. Теперь она уже не могла есть.
Дядя Элиас взглянул на нее с некоторой тревогой.
— Хердис, почему ты не отвечаешь маме?
— Нет, — чуть слышно прошептала Хердис.
Она сидела и без конца вертела кольцо на свернутой в трубочку салфетке.
Уголки губ у матери дрогнули. Хердис вся напряглась: надо выслушать, не возражая. Не вскочить, не затопать ногами с криком: Нет! Нет! Я не хочу писать Юлии!
Потому что она и в самом деле не хотела писать ей.
Но Хердис не услышала ни слова. Глаза матери наполнились слезами, и она на мгновение откинула назад голову, словно для того, чтобы они не перелились через край.
— Ешь, — только и сказала она.
Санаторий Сульстад
5 марта 1919
Моя дорогая ненаглядная Хердис!
Спасибо, огромное спасибо за посылку. Вы единственные, кто вспомнил о моем дне рождения, моя тетя и ее семья забыли о нем. И твоя мама написала: это тебе от Хердис и от меня. Знаешь, я даже
