карточные долги.
И только Гоголь оказался в этом славном ряду игроков «белой вороной».
Мать вспоминала, что дома подростком он вынужден был садиться за бостон, когда в их женском обществе не хватало четвертого: «Он никогда не любил карт, а впоследствии времени и в руки их не брал». Это подтверждал и его близкий друг А. Данилевский: «Любимых игр у Гоголя в детстве не было, как впоследствии он не любил никакого спорта, верховой езды и пр. До некоторой степени нравился разве что биллиард.» Да и в него играть не умел, утверждал приятель С. Аксаков, автор «Аленького цветочка».
Но чтобы понять, что значили карты для наших классиков, читайте, господа, Гоголя.
Николай Васильевич с младых лет обожал Пушкина. Гимназистом тщательно переписывал для себя на самой лучшей бумаге его поэмы. Прибыв после гимназии в Петербург завоевывать мир, провинциал тотчас отправился к боготворимому Александру Сергеевичу. Чем ближе подходил к заветному дому, тем больше охватывала его робость. У самых дверей резко повернул назад, в ближайшей кондитерской хватил для храбрости рюмку ликера и двинулся на приступ.
— «Дома ли хозяин?»
— «Почивают!» — ответил слуга. Хотя было далеко за полдень.
«Верно, всю ночь работали?» — участливо спросил юноша, твердо уверенный, что гений только тем и занят, что творит в ночной тиши бессмертные строки, а днем спит.
«Как же, работал, — проворчал слуга. — В картишки играл.»
Гоголь признавался потом, что это был первый удар, нанесенный его школьной идеализации. Но этот удар сослужил великую службу русской литературе.
В Доме-музее Гоголя на Никитском бульваре, где он прожил последние годы, есть «зал воплощений». Гоголь там стоит среди своих персонажей с пером-свечой: то ли вот-вот сожжет вторую часть «Душ», то ли его озарило и писатель приступает к новой повести.
«Все мы вышли из гоголевской „Шинели“», — утверждал классик. Скучный был человек Башмачкин. «Даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.» Но, ценой большой экономии справлена новая шинель. Сам помощник столоначальника приглашает Башмачкина на чай. Чиновники похвалили обновку. А потом бросили Акакия Акакиевича, обратившись по привычке к столам для виста. Тут бы и идти праведному Башмачкину восвояси. Так нет, дернула нелегкая, подсел к играющим. Лишь заполночь покинул теплую компанию. И в темноте вытряхнули его грабители из новой шинели. А не присядь Акакий Акакиевич за карточный стол, вернись засветло домой, и не из чего было бы выходить всей отечественной литературе.
Как-то при Гоголе рассказали про мелкого чиновника, страстного охотника на уток. Необычайной экономией, усиленными трудами сверх должности накопил он 200 рублей на покупку фирменного лепажевского ружья. И в первый же день утопил его в Финском заливе, подкрадываясь на лодке к пернатой добыче. Вернулся чиновник с охоты, лёг в постель и больше не вставал: горячка! К жизни беднягу возвратили друзья, скинувшиеся на новое ружьишко. Все смеялись над историей, только Гоголь был задумчив… Так родилась «Шинель».
И в бессмертном «Ревизоре», первопричина вселенского скандала — карты.
…Молодой чиновник отправился из столицы к родителю в Саратовскую губернию. Да повстречал в Пензе пехотного капитана. Тот в четверть часа обобрал его в штос. Пришлось бедолаге неделю куковать в захудалой гостинице. Дожидаясь от батюшки денег на дальнейшую дорогу и с вожделением заглядывая при голодном брюхе в чужие тарелки. Тут-то его и заприметили неразлучные друзья Бобчинский с Добчинским. И пошла писать губерния: «К нам едет Ревизор!»
Цензура боялась пропускать комедию. «Если бы государь не оказал своего высокого покровительства и заступничества, то, вероятно, „Ревизор“ не был бы никогда игран или напечатан,» — писал Гоголь матери. Николай Первый сам прочитал рукопись и дал добро. Царь неожиданно появился на премьере, досидел до конца, от души смеялся: «Ну, пьеска, всем досталось, а мне — более всех!»
Идею комедии обнищавший Гоголь буквально вымолил у Пушкина. «Сделайте милость, дайте хоть какой-нибудь сюжет, смешной или несмешной, но русский чисто анекдот… Ради Бога, ум и желудок мой оба голодают.»
Добрый Пушкин подарил младшему товарищу готовый сюжет, который планировал воплотить сам. Даже план составил: «Криспин (Свиньин) приезжает в губернию на ярмонку, его принимают за… Губернатор честный дурак. Губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь.» За сюжетом стояли две реальные истории. В городе Устюжне Новгородской губернии проезжий господин выдал себя за чиновника министерства и обобрал жителей. В Бессарабии писатель Павел Свиньин также представлялся важным петербургским чиновником… Но о картах там речи не шло.
Пушкину же принадлежала и идея «Мертвых душ». В кругу друзей Александр Сергеевич смеялся: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя.»
В гениальных «Мёртвых душах» все тоже завязано на картах. Чичиков по приезде в город Н. попадает на вечер к губернатору. Толстые солидные люди сели за зелёный стол и не вставали до ужина. За вистом гость и познакомился с Собакевичем, Маниловым (описание игры у губернатора хрестоматийно!) На другой день отправился к полицмейстеру, где с трёх часов засели за вист и играли до двух ночи. Там его свели с Ноздрёвым. Тот решил поправить дела за счёт херсонского помещика и пригласил в имение. Поиграть. Но его карты показались гостю краплёными. От банчишка пришлось отказаться. Однако искус Чичикова был велик. И прозвучала фраза: «Давненько не брал я в руки шашек!» Из всех героев «Мёртвых душ» только скряга Плюшкин игнорировал карты. Офицеров поголовно считал картёжниками. По иронии судьбы, дочь сбежала с военным. И сын, определившись в полк против воли отца, проигрался вчистую. Плюшкин вместо денег послал ему родительское проклятье, а дочь лишил наследства.
Дела же Чичикова шли в гору. Общество считало его миллионщиком. Но все карты спутал подлец Ноздрёв. Заявив прилюдно на балу, что души-то у херсонского помещика мертвые. Фиаско!
А не садился бы играть с шулером на мёртвые души (пусть и в шашки, коль карты у Ноздрёва были краплёные), глядишь, и не всплыла бы история с мертвецами. Обтяпав свои делишки, Чичиков непременно вышел бы в дамки!
«Коляской» Николая Васильевича восхищались Толстой и Чехов. Аристократ Чертокуцкий выиграл ту коляску в карты. И на обеде у генерала пригласил назавтра господ офицеров осмотреть её. Засобирался даже домой, чтоб приготовиться к приёму гостей. Да у генерала расставили ломберные столики. Затянувшийся вист перемежался пуншем. Так что теплую компанию покинул лишь в три ночи. Очень помнил, что выиграл много, да руками ничего не взял. Дома спокойно заснул, забыв
