единичности: биологическое бытие особи, социальное бытие индивида, духовное бытие личности, бытие души Царствие Божие, «причем высшая плоскость человеческого бытия наслаивается на низшей, оформляет ее, не нарушая, однако, ее внутренней законосообразности»[171]. Из схемы видно, что Гессен разрабатывает преимущественно два плана: социальный и личностный, последний связан с духовным общением, с ценностью. Он раскрывает в первую очередь внутренние законосообразности каждого плана и никогда не показывает, как «высшая плоскость наслаивается на низшей, оформляет ее», что приводит к обоснованным утверждениям о недосказанности и открытым вопросам.
Данное исследование творчества Гессена было сфокусировано на анализе третьего плана бытия: духовной культуры, связанной с теорией ценностей, возникшей в результате стремления превзойти философию Канта. Превосхождение Канта проводится Гессеном через трансцендентальное укрепление индивидуального посредством введения иррационального момента, образования ценностей, перед которым Кант останавливается. Гессену удается показать границы развиваемого трансцендентализма и вытекающие из него противоречия: невозможность решить проблемы двойственности, т. е. гносеологического и метафизического монизмов, а также дать определение закона личности, выходящего за рамки ценностного плана. Ему явно не удается показать взаимосвязь всех планов бытия. В задуманной «философии воспитания» Гессен все-таки решил заняться метафизикой, но, к сожалению, его работа осталась недоступной для нас.
Гессен последовательно проводит методологический плюрализм, но утверждает необходимость приоритета монизма над плюрализмом, что ему опять же не удается сделать теоретически убедительно, несмотря на то, что он обращается к своеобразной диалектике. В результате ему остается только ссылаться на свои предпочтения и очевидность преимущества полноты.
«Неакадемический» неокантианец C. И. Гессен
B. Н. Белов
Такое название – «неакадемический» неокантианец – требует своего пояснения, поскольку использовано здесь в отношении общей характеристики творчества отечественного философа С. И. Гессена в не совсем привычном общераспространенному значению смысле. Обычно понятие «неакадемический» используют для того, чтобы с помощью него подчеркнуть особую неакадемическую сферу деятельности того или иного мыслителя, а именно то, что он не работал в структуре образовательных учреждений, а был, что называется, свободным художником[172]. В отношении к творчеству С. Гессена это понятие будет использовано в другом смысле. На мой взгляд, оно удачно характеризует само содержание его учения. С одной стороны, Гессен, как никто другой из круга русских учеников немецких неокантианских школ, остался верен духу неокантианства, с другой же, никогда эту верность особо не подчеркивал, концентрируясь на темах и проблемах, в которых философу, по большому счету, и сказать, казалось бы, нечего.
Гессен – может быть, самый яркий образец того, как нешкольно (недогматически-школьно) воспринимали идеи двух основных направлений немецкого неокантианства их русские последователи. И дело не в том, что он учился и во Фрайбурге, и в Марбурге, но в том, что содержательно нашел продуктивность как теории ценностей баденца Риккерта, так и многих социальных и педагогических идей марбуржца Наторпа. Гессену присуща тонкая и глубокая интуиция, которая в, казалось бы, очень далеких друг от друга темах, темах разноплановых, находит непременную связь с одной фундаментальной темой всей его философии, темой человека в его индивидуальном, социальном и духовном бытии.
«Неакадемичность» творчества Гессена проявляется и в том, что у него нет привычных частей системы философии, то есть нет как таковых гносеологии, этики и эстетики и нет самой системы философии, и в то же самое время есть произведения, рассматривающие гносеологические, этические, эстетические и социально-философские проблемы и имеющие своим конечным содержанием проблему человека исторического, совершенствующегося, как проблему, концентрирующую вокруг себя все остальные темы и проблемы. «Неакадемичность» творчества Гессена заключена и в самих темах его произведений – индивидуальная причинность или закономерность вместо индивидуальной свободы; трансцендентальный эмпиризм вместо трансцендентального идеализма и рационализма; философская практика или конкретная философия вместо философской теории. И это не просто вроде такой интеллектуальной игры или ради некоего внешнего эффекта своеобразия или философского своеволия, для Гессена за такого рода объединениями несоединимых понятий стоит попытка открытия новых смыслов, оправдывающих философию и философский подход в его разнонаправленных претензиях. «Неакадимичность» творчества Гессена в его открытости не просто к диалогу с русскими религиозными философами, а признание естественности и закономерности в эволюции своей философской позиции в сторону этого направления русской общественной мысли.
Уже само название первой серьезной работы Гессена «Об индивидуальной причинности» (Über individuelle Kausalität), защищенной им в 1909 г. во Фрайбурге в качестве магистерской диссертации[173], можно смело делать, и в этом также виден знак научной прозорливости нашего автора, своеобразным девизом творчества С. Гессена. В этой диссертации русский философ определяет свои научные приоритеты, которые останутся для него таковыми на протяжении всей его активной творческой жизни. Он указывает на то, что научное познание, хотя и претендует на то, чтобы быть образцом объективного познания как такового, быть единственно верным путем к овладению истиной, на самом деле охватывает исследованием только ограниченную область человеческого существования и деятельности, наивно предполагая, что закономерности одинаковы и должны функционировать везде и всегда. А иначе, какие же это будут вещи или события, мерилом которых выступают законы, иными словами, какие же это будут закономерности!
Поэтому и философия, не должна здесь следовать в фарватере такого менторства науки, не должна ограничивать свой опыт лишь сферой научного опыта, но должна видеть специфику этического, эстетического, религиозного опыта, а в конце концов и опыта исторического, и в то же время видеть не просто специфику закономерностей различных сфер, но постигать глубинное единство этих различных закономерностей в опыте личности, в опыте ее переживаний, в опыте ее становления, в опыте возрастания ее духовных сил и способностей.
Еще одной знаменательной для анализа творчества С. И. Гессена работой является его статья на смерть П. Наторпа (1924), с которым, что отмечается всеми без исключения его исследователями, у русского философа сложились особые отношения. Каковы же эти главные характеристики философской деятельности марбургского неокантианца, которые выделяются Гессеном и которые можно смело адресовать и в отношении характеристик его творчества? Прежде всего, это стремление к единству мысли и воли, творчества и жизни, слова и дела, когда творческая биография и биография жизни мыслителя неотделимы друг от друга, составляя неразрывное целое, свойственное истинным подвижникам духа. «Эта исключительная популярность Наторпа как писателя, – замечает русский философ, – объясняется не только существом защищавшихся им идей, но и общим характером его личности. Впрочем, эту последнюю трудно даже отделить от первых: главным свойством ее была благородная объективность, то, что немцы передают непереводимым словом «Sachlichkeit». Наторп не только высказывал свои мысли, они составляли все содержание его жизни. Отсюда внешнее однообразие его жизненной судьбы»[174].
Вторая не менее важная характеристика относится уже непосредственно к
